Он походил, подумал и, сказав секретарю: «Я занят», сел писать объяснение.
Жилось тяжело, скудно, голодно. Премии, раздаваемые в цехах, подбадривали рабочих, поддерживали их силы, Но главным, что поднимало людей на трудовой подвиг, были успехи войск, освобождавших от немцев город за городом.
В обеденные перерывы в цехах, в столовых громко читались сводки Совинформбюро, а потом с веселыми программами выступали агитбригады. Эти выступления политинформаторов и агитбригад день ото дня укрепляли в сердцах и в сознании рабочих веру в силы Родины, в несокрушимость Красной Армии. Сведения о победах передавались из уст в уста.
Постепенно на заводах и фабриках, в шахтах, в колхозах и совхозах, и главное — на фронте советские люди обрели веру в победу. И это было главным завоеванием той тяжелой и грозной поры.
В январе Ленинский завод на Урале выполнил план по выпуску тяжелых танков и собрал сверх задания еще семь грозных машин. Телеграмма о первой победе танкостроителей была послана в наркомат, который снова перебрался в Москву, и в Государственный Комитет Обороны. Махов хотел, чтобы в ГКО узнали об этом важном событии раньше, чем туда попадут выводы комиссии по делу Васина. Так как телеграмма была подписана Маховым, Колбиным и Костиным, из ГКО запросили «молнией»: «Что с Васиным? Где он? Телеграфируйте немедленно».
«Видимо, в ГКО не все знают о «приписке» и о том, что сюда послана комиссия по расследованию», — подумал Махов и ответил шифровкой: «Васин болен…»
Через три дня комиссия, расследовавшая дело Васина, была отозвана в Москву…
С налаживанием поточных линий выпуск тяжелых танков стал расти, и заводу тут же увеличили программу. Одновременно была увеличена программа по выпуску танковых корпусов и башен и заводу имени Куйбышева. Куйбышевский завод, пришедший к новому году с победой, стал отставать с поставкой корпусов. Танкостроители забили тревогу. На Куйбышевском была получена грозная телеграмма Сталина.
Уполномоченный ГКО Черепанов, много сделавший для того, чтоб завод выполнил план второго (военного) полугодия, был сильно взволнован и немедля собрал у себя директора завода Шумилова, главного инженера Колесникова и парторга ЦК Обухова.
Зачитав телеграмму Сталина при гробовом молчании, он со вздохом спросил:
— Что будем делать, товарищи?
Все продолжали молчать.
Черепанов и сам не был человеком героического склада, однако он понимал, что главная ответственность за корпуса лежит на нем; и, зная, что Сталин не любит напоминать, считал необходимым принять срочные меры.
Помедлив, он спросил:
— Сколько сварщиков в этом месяце мы сможем обучить?
— Человек тридцать, Владимир Павлович, — сказал Шумилов. — Ведь так, Федор Степанович?
— Да, тридцать! — подтвердил Колесников. — Но это нас не спасет.
— Почему?
— Во-первых, нет помещения… Но даже если и высвободим дополнительную площадь под корпуса, эти тридцать сварщиков нам мало помогут. Ведь программа и дальше будет увеличиваться.
— Какие есть соображения? — спросил Черепанов.
Колесников, как всегда опрятный, хорошо одетый, заговорил неторопливо и спокойно, словно и не было напугавшей всех телеграммы:
— Я не раз говорил и сейчас скажу: наше спасение — в автоматической сварке! Только применение автоматов обеспечит выполнение возросшей программы.
— А эти сварочные автоматы уже существуют? — спросил Черепанов.
— Теперь, кажется, существуют и работают.
— Почему кажется? Вы же ездили в Нижний Усул, — спросил Черепанов.
— Тогда их только делали… Об этом лучше спросить старшего инженера Клейменову, она переписывается с Патоном.
Черепанов вопросительно взглянул на Шумилова. Тот снял телефонную трубку и попросил срочно вызвать Клейменову…
Когда Татьяна вошла в небольшой кабинет Черепанова, там было так накурено, что она закашлялась и еле различила сидящих за столом.
— Вы меня звали? — спросила, обращаясь к Черепанову.
— Да, садитесь, товарищ Клейменова. Не можете ли вы сказать, как обстоит дело с автоматической сваркой?
— Могу. В Нижнем Усуле построено несколько сварочных аппаратов, которые начали сваривать броню.
— Вам известны результаты?
— Да. Я переписываюсь с ними. Нам обещали еще в январе прислать сварочный аппарат, но, очевидно, его перехватил другой завод.
— Результаты! — напомнил Черепанов, сжимая в пальцах потухшую папиросу. — Каковы результаты сварки брони?
— Очень хорошие. Шов получается ровный и более прочный.
— Были испытания?
— Да. Путем обстрела из танковых пушек. Ни одной пробоины на швах.
— А производительность аппарата?
— Пишут, что аппарат АСС (автомат скоростной сварки) заменяет восемь высококвалифицированных сварщиков.
— Восемь? — переспросил Черепанов, не поверив Татьяне.
— Да, восемь! — подтвердила она. — У меня хранятся письма самого Патона.
— Отлично!.. — воскликнул Черепанов, положив папиросу в пепельницу. — А почему же не прислали аппарат?
— Этого я не знаю…
— Вот что, голубушка, — ласково посмотрел на нее Черепанов. — Идите сейчас домой и быстро собирайтесь в дорогу. Мы с вами полетим в Нижний Усул.
— Как, сегодня?
— Да. Именно.
— А нельзя ли поездом? Я боюсь самолетом… у меня маленький сын.