Вторая жизнь Мириэль Уэст

Пластинка закончилась, и Фрэнк встал из-за стола, чтобы сменить ее. Мириэль поковыряла свою рыбу, но не отважилась на еще один кусочек. Может быть, задуманное завтра было в конечном итоге не такой уж хорошей идеей. Ее взгляд переместился на дальнюю стену хижины, где рядом с пожелтевшими рисунками висела коллекция фотографий. Внизу стояли коробки из-под обуви, набитые письмами.

После того как в столовой наконец установили телефон, она звонила ежемесячно. Но было ли достаточно фотографий, писем и телефонных звонков, чтобы преодолеть время и расстояние, возникшие между ними?

Когда музыка заиграла вновь, это были уже не раскачивающиеся гармонии сестер Эндрюс, а веселые скрипичные и гитарные ритмы из старой коллекции Фрэнка в стиле кантри. Он вернулся к столу и протянул руку.

– Потанцуй со мной.

– Не говори глупостей, мы даже не закончили ужинать.

Фрэнк не пошевелился. Мириэль вздохнула и взяла его за руку. Они танцевали в небольшом пространстве между кухней и диваном. Сначала Мириэль едва волочила ноги, мысли витали далеко. Но вскоре ее походка оживилась, и она поймала себя на том, что смеется. Полились звуки следующей песни, медленной, напевной баллады, и Фрэнк притянул ее ближе.

– Твоя еда остывает, – сказала она, при этом кладя голову ему на плечо. Она закрыла глаза и почувствовала, как беспокойство покидает ее. Десять лет прошло с тех пор, как они поженились, и его постоянное присутствие все еще было убежищем. Даже сегодня пары не могли вступать в брак в часовнях Карвилла, и некоторые врачи угрожали стерилизовать пациентов, которые пробирались через дыру в заборе, чтобы пожениться, как поступили она и Фрэнк. К счастью, преобладали более хладнокровные головы, такие, как Док Джек. Они с Фрэнком провели месяц в тюрьме после возвращения, но с тех пор жили вместе в его хижине.

* * *

На следующее утро Мириэль одевалась особенно тщательно. Она села за маленький туалетный столик и уставилась на свое отражение. Прошла целая вечность с тех пор, как она в последний раз заносила в каталог морщины и пятна, отмечавшие ее кожу. Ее болезнь никогда не заходила так далеко, как у многих других пациентов. Несколько лет назад у нее было одиннадцать отрицательных кожных тестов подряд, прежде чем коварные бациллы снова появились на ее стеклах. Теперь вопрос был не в красоте или болезни, а в том, изменилась ли она настолько, что стала неузнаваемой. Фрэнк настаивал, что она такая же, как и раньше, Мириэль не была уверена. Ее жизнь в Карвилле можно было счесть счастливой, но у каждого здесь были свои шрамы. Если не на коже, то на душе.

Они встретили Жанну на лужайке под дубами и принялись ждать. Девушка достала губную гармошку и заиграла, пока посетители стекались из дома на плантации. Одна песня превратилась в две, три, четыре. Несмотря на тень, кожа Мириэль стала липкой от пота.

Что, если они и не придут? Что, если они передумали?

Было ли это игрой воображения Мириэль, или мелодия Жанны стала медленной и печальной?

Затем еще одна машина проехала по Ривер-роуд и остановилась у караульного помещения, прежде чем свернуть на подъездную дорожку к большому дому. Мириэль прищурилась, пытаясь разглядеть пассажиров, когда они выходили из автомобиля. Сестра Верена поприветствовала их и указала в сторону дубов.

– Это они? – спросила Жанна.

– Я… я не уверена, – пролепетала Мириэль, хотя ее кости гудели от уверенности. Посетители пересекли лужайку и направились к живой изгороди. У Мириэль перехватило дыхание. Лицо Эви похудело, а фигура округлилась. Ее волосы – того же каштанового оттенка, что и у Чарли, – были уложены по последней моде. Теперь это была уже не девочка, а молодая женщина, такая же милая и очаровательная, какой была шестнадцать лет назад. Ее спутницу Мириэль тоже узнала. Не столько по виду, сколько по зову сердца. Хелен.

Мириэль бросилась навстречу. Сквозь пеструю тень дубов, мимо часовен, до самой живой изгороди. Там она замялась. Но ее дочери не остановились. Они пронеслись мимо барьера и упали в ее ожидающие объятия.

Заметки автора

Вдохновением для этой истории послужила небольшая книга, на которую я наткнулась в библиотеке моего родного города: «Карвилл: Воспоминания о проказе в Америке» Марсии Годе. Я считала, что проказа, или болезнь Хансена, как ее предпочитают называть сегодня, – это хворь, существующая где-то далеко в стародавние времена. Я не знала, что эта болезнь когда-то была характерной для некоторых частей Соединенных Штатов или что от 150 до 250 новых случаев заболевания по-прежнему регистрируются здесь каждый год. Больше, чем факты и цифры, меня поразили рассказы тех, кого отправили в Карвилл. Их страдания и триумфы. Клеймо позора, которое они пережили, и борьбу за то, чтобы это изменить. «Вторая жизнь Мириэль Уэст» основана не на истории жизни какого-то конкретного человека, а на темах и событиях, описанных многими людьми.

В то время как персонажи родились из моего воображения, обстоятельства их жизни основаны на правде и истории.