Вторая жизнь гридня Степана

Сейчас же появился шанс познакомиться с совершенно незнакомым для меня пластом жизни, и я не собирался от него отказываться, тем более, что всю жизнь стремился полней развить все стороны дара, а теперь это будут делать без всяких просьб с моей стороны. Ну, а когда закончу учебу, тогда посмотрим, чего от меня хотят одаренные этого мира. Как я понимаю, это случится лет через десять. А за эти годы многое может измениться.

Я был совсем не против поболтаться по городу, тем более, что погода этому благоприятствовала. Однако у мамы появилась идея-фикс, от которой она не могла отказаться. Поэтому вначале мы пошли на почту, чтобы там скопировать и отправить в Дюссельдорф ее документы. Пока занимались этим делом времени прошло прилично. В гостиницу идти не хотелось, и мы решили поужинать в том же кафе на берегу озера, что и вчера. Непонятное волнение, охватившее меня с того момента, как мы вышли из стен Политехнической школы, не уходило.

Когда в очередной раз я чуть не до слез растрогался окружающей нас красотой, на краю сознания появилась осторожная мысль – здесь что-то не так. Не прерывая разговор, запустил проверочное заклятие. И почти сразу нашел то, что искал. Оказывается, на мне висели три "следилки" и одно заклятие, снижающее критику к окружающему. Если бы не "скрыт", частично защищающий от их воздействия, мне бы и в голову не пришло проверяться

– Однако, – подумал я. – Дело поставлено серьёзно, если так присматривают за поступающими детьми, то, как же следят за студентами.

По дальнейшим размышлениям, я решил, что вряд ли такая слежка длится все время. На неё никаких ресурсов не хватит. Видимо перед поступлением идет рутинная проверка, именно то, что сейчас происходит со мной.

Очарование вечерней Лозанны сразу куда-то испарилось. Желание сидеть разглядывать озёрные дали также прошло.

Уговорить маму пойти в гостиницу, было нетрудно. Я только намекнул, что сильно устал, и этого было достаточно.

Когда мы брали ключ от номера, портье выложил на стойку несколько писем. Все их них, кроме одного мама отправила в мусорную корзину.

– Это всё предложения по аренде жилья, – пояснила она. – Нам теперь это ни к чему. Если поступишь, будешь жить в пансионате.

Зато, когда она открыла конверт, адресованный мне, то удовлетворенно улыбнулась.

– Не стали даже ждать завтрашнего дня, – сказала она, пытаясь прочитать текст, напечатанным высоким готическим шрифтом.

– Что там написано? – спросил я, не сомневаясь в ответе.

– Приняли тебя на подготовительное отделение, – довольным голосом сказала мама. – А уж пугали, пугали, тесты, мол, надо проходить! Взяли без всяких тестов! Да папа так и говорил – деньги свое дело сделают, я вот не верила, а зря.

Я про себя улыбнулся.

– Были, Мария Павловна, тесты, были. Вот только если бы я их не прошел, получили бы мы вежливую отписку и уехали не солоно хлебавши, искать другое учебное заведение для сына мелкого российского банкира.

– Мы прошли в номер и пока готовились ко сну, мама вслух строила планы, как она будет приезжать ко мне на выходные, мы будем ходить в кино, в зоопарк, еще куда-нибудь. Я согласно кивал головой, пока вдруг до меня не дошла пронзительная в своей простоте мысль.

– Она же просто хочет успокоить своего единственного любимого сына, чтобы он не так сильно переживал разлуку с родными.

Наверняка, к моим эмоциям добавились еще эмоции Сергея. Я неожиданно прослезился, уселся на кровать рядом с мамой, обнял за плечи и принялся утешать. Сейчас я воспринимал ее полностью, как родного мне человека, которого нужно утешить и ободрить.

Она тоже заплакала, обняла меня и, всхлипывая, начала рассказывать о своих переживаниях.

– Ты, что думаешь, – говорила она. – Я же не слепая, все вижу и понимаю. Стоило только на отца посмотреть, он последние дни сам не свой ходил. И нас за границу, не так просто отправил. А мне то, как быть? Тебя не могу одного оставить, и к нему хочется. Не нужна мне здесь никакая работа!

Я долго уверял ее в том, что вполне справлюсь, смогу жить один, уговаривал её пока не возвращаться домой, а все же найти работу в Германии. Даже подключил к беседе свои медитативные техники. В конце концов, мама успокоилась, ее всхлипывания перешли в ровное сопение. Когда она окончательно уснула, я укрыл ее одеялом, затем улегся в кровать и стал методично раскладывать в памяти, все, что случилось за сегодняшний длинный день.

Сейчас я полностью отстранился от эмоций и переживаний. Холодно и рационально решал, как действовать дальше. Сожалений о том, что сразу попал в круг интересов группы одаренных, преследующих неясные цели, у меня не возникло. Рано или поздно это всё равно бы произошло. В настоящий же момент я находился в выигрышном положении одаренного ребенка – пустого сосуда, с точки зрения будущих учителей, могущих вложить в меня то, что и нужно Я же мог, годами, не вызывая подозрений, учиться, и разбираться в окружающем.