Когда мы вышли из этого лифта, сердце тревожно застучало, уж очень катакомбы под Лозанной напоминали Бернские. Видимо, мое волнение передалось личности Сергея. Провожатый положил руку ему на плечо и что-то успокаивающе сказал. Как сомнамбула наше общее тело продолжило движение.
Я уже успел оценить потенциал вероятного противника и особо не беспокоился, зная, что в любой момент могу с ним справиться. Наше путешествие по римским каменоломням не затянулось, мы вышли в тускло освещенный зал, посреди которого на небольшом гранитном пьедестале лежал огромный ограненный рубин.
Мы подошли немного ближе и в глубине кровавого камня начал разгораться огонёк.
Сзади раздался удовлетворенный вздох. Меня развернули и повели назад. По пути наверх я пытался понять, что означала эта процедура. Рубин в каменоломне явно был накопителем, почти такой же, как наш родовой камень. Но для чего меня водили туда сейчас, так и не мог сообразить.
Когда подошли к канцелярии, мама все также сидела в кресле, не обращая внимании на окружающее. Мой спутник негромко кашлянул, и я почувствовал, как с личности Сергея спадает заклятие. Мама оживилась и вопросительно глянула на мужчину.
Тот вежливо поклонился и на безукоризненном английском произнес:
– Позвольте представиться, я руководитель подготовительных курсов для иностранцев, профессор Герхард Кестенберг.
Мама смутилась, вскочила с кресла и сбивчиво заговорила:
– Профессор, простите, я о чем-то задумалась, вам не стоило, так беспокоится, тратить на нас свое время, уверена, мы бы решили все вопросы с вашими подчиненными.
Кестенберг улыбнулся и сказал:
– Ну, что вы, увидеть такую ослепительно красивую женщину дорогого стоит так, что я нисколько не жалею о потерянном времени. А сейчас пройдемте со мной, пожалуйста.
Он открыл неприметную дверь рядом с входом в канцелярию и пригласил нас зайти.
Легкое недомогание при входе ясно показало, что мы перешли в искусственное измерение, в которое нет хода обычным людям, если только их с собой не приводят одаренные.
Кабинет профессора ничем не отличался от множества других, в которых мне доводилось бывать. Интуиция твердила, что стенами этого кабинета искусственная реальность не ограничивается. Кестенберг усадил нас за стол и предложил кофе, которое нам принесла стройная улыбчивая девушка в мини-юбке и топике. Когда она вышла, я долго не мог придти в себя, секретарем у профа оказалась ведьма, правда еще совсем молодая ей было, на мой взгляд, лет сто пятьдесят.
Профессор, тем временем продолжил разговор.
– Мадам Еремина, – обратился он к маме, – мой старый приятель Томас Борнхольт обратился ко мне с настоятельной просьбой принять на курсы вашего сына. Скажу сразу, что, принимая его, я какой-то мере иду на нарушение. Дело в его возрасте. Однако если он пройдет определенные тесты, то сможет учиться с остальными детьми, которые старше его на пару лет.
Мама огорченно вздохнула.
– Но, как мой сын сдаст эти тесты, он же не знает даже английского языка. В школе у нас, его отвратительно преподают.
– Знаю в любом случае лучше тебя, мамуля, – подумал я про себя.
– Ничего страшного, – уверил её Кестенберг. – У нас учится много иностранцев и не всегда они хорошо знают языки, на которых говорят у нас в Швейцарии. Только должен вам сказать, что на время этих тестов вы нас оставите. Можете погулять по кампусу, зайти перекусить, а мы пока определим уровень знаний вашего сына.
Мама чмокнула меня в темя и пошла к выходу. У дверей она неожиданно остановилась и сказала:
– Знаете профессор, если моя сегодняшняя встреча с деканом биологического факультета пройдет успешно, мы с вами будем коллегами.
Лицо Кестенберга сохраняло добродушное выражение, но я был уверен, что ему эта новость очень не понравилась.
Когда мы остались вдвоем, добродушное выражение испарилось с лица профессора. Он нажал кнопку селектора и снова пригласил в кабинет секретаршу. Они поговорили между собой по-французски и слишком быстро, чтобы что-то понять. После краткой беседы Кестенберг торопливо ушел, не глянув в мою сторону. Зато ведьма с улыбкой подошла вплотную, и защита мягко приняла на себя попытку наложить на меня заклятия забвения. Уверенная в успехе своего действия секретарша улыбнулась и на ломаном пиджин инглише попыталась объяснить, что мы сейчас будем делать.
Отсутствие нормального общения мне начинало надоедать, поэтому в ответ на слова секретарши я ответил на литературном английском языке.
– Мисс Мартина, не надо издеваться над словами и артиклями, я прекрасно вас понимаю. Говорите со мной, как вы обычно это делаете.
– Но вроде бы твоя мама утверждала, что ты не знаешь иностранных языков? – удивилась та.
– Мамы часто многого не знают о своих детях, – парировал я.
Ведьма на миг задумалась и, в этот момент ее лицо приобрело жесткие черты и легкий намек на возраст.