В тяжелых раздумьях и с чувством избавления от недавнего кошмара ехал с остатками своего бывшего штаба фельдмаршал Паулюс.
— С чем, с какими мыслями пришли вы в плен? — спросили Паулюса в марте 1943 года.
Помолчав несколько минут, он тихо сказал:
— Я принес в плен свои сомнения, но и непоколебимую верность солдата.
Что касается сомнений, то они возникли в результате того, что Паулюс впервые во время Сталинградской битвы ощутил некомпетентность фюрера в военных вопросах, хвастливую беспочвенную самоуверенность Геринга, беспорядки в ставке… А в отношении непоколебимой верности… Верности кому и чему? Об этом пойдет речь дальше.
За монастырскими стенами
Глубоко в прорези обветшалой подкладки полевой сумки — единственной вещи, оставшейся у меня со времен войны, — я нашел несколько смятых страничек из самодельной записной книжки…[83]. Беглые, поблекшие от времени неразборчивые заметки: «27.03.43 — бес. с пл. Р.», «Эксперт-психолог», «газ. с. П. 8.04.43», «вн. — Ш!», «Л. Ш. уже видит!», «бес. с П, (!)», «поэт», «Д. 4.07.43. М-ва!»
Заметок много. И все в таком же духе. Эти заметки — «рабочие планы» на предстоящий день — были понятны мне одному. Они были сделаны в 1943 году в стенах Спасо-Евфимьева монастыря в городе Суздале, тогда еще Ивановской области. Здесь, в лагере для военнопленных, находился в ту пору генералитет и офицерский корпус группировки фашистского вермахта, взятой в плен.
Мне, молодому офицеру, предстояло работать с ними, жить среди них. Но лучше начать по порядку…
В шифротелеграмме в часть, поступившей в первых числах января 1943 года, говорилось: «Срочно откомандировать в Москву, в распоряжение начальника Управления кадров Главного управления контрразведки «Смерш» НКВД СССР генерала Свинелупова для выполнения специального задания солдат и офицеров, знающих немецкий язык, имеющих высшее и незаконченное высшее образование и положительную боевую и партийно-политическую характеристику».
Несколько часов на сборы и получение документов и потом несколько дней на пересадки, вернее, перебежки из эшелона в эшелон, и вот вечером я, ошалелый от дороги и отвыкший от ритма жизни большого города, стою на погруженной в темень Комсомольской площади столицы, по которой движутся автомашины с синими фарами. Еще полчаса — и я в бюро пропусков наркомата внутренних дел на Кузнецком мосту. Звоню из кабины по указанному мне дежурным телефону, докладываю, что прибыл.
— Лейтенант Бланк? — переспрашивает голос на другом конце провода.
— Да, да, — подтверждаю я.
— Москву знаете?
— Конечно, знаю.
— Тогда поясню, куда вам надо идти. Напротив правой торцовой стороны Манежа, если стоять лицом к Кремлю, на одной линии со станцией метро и библиотекой Ленина, есть большое угловое здание. На втором этаже найдете дежурную по гостинице «Селект», предъявите документы. Вас устроят на ночлег. Завтра в 11 утра позвоните.
На следующий день я, получив заказанный заранее на мое имя пропуск, пришел в «дом два» НКВД СССР. В течение часа шла беседа у полковника А. М. Неволина, затем у майора Л. Н. Ширина. Они подробно интересовались моей тогда еще совсем короткой биографией, расспросили о семье — родителях, брате… Александр Михайлович Неволин оживился, когда я рассказал, что в 1937–1938 годах, еще школьником, работал пионервожатым в детском доме для детей республиканской Испании в Одессе, а начав учиться на истфаке университета, изучал историю Лейпцигского процесса. Затем зашел разговор о знании немецкого языка.
— Изучал его с детских лет, — сказал я полковнику. — Мать — преподаватель иностранных языков. Читаю свободно, знаю наизусть много стихов, большие куски из «Фауста», многие баллады Шиллера, люблю Гейне. Разговорной же практики почти не имел.
Он улыбнулся:
— Ничего, скоро вы ее получите, да еще какую!
Неволин встал, поднялся и я. Он отметил мне пропуск и посоветовал «пользоваться столицей».
— В ближайшие дни мы вас снова вызовем, — сказал полковник на прощанье.
Очередной вызов последовал через четыре дня.
— Поедете переводчиком в лагерь военнопленных в Суздаль, — объявил мне Неволин. — От Москвы недалеко, двести с лишним километров. Работа будет ответственной и интересной. Проездные документы, деньги и аттестат получите здесь. Выехать надо немедленно. Поездом до Владимира, а там явитесь в городской отдел НКВД. Вас отправят дальше, в Суздаль.
— О вашем приезде туда уже сообщено, — окидывая меня взглядом, закончил разговор полковник. — Желаю успеха.
Меньше чем через сутки я был уже в Суздале. Со дня на день здесь ждали прибытия основного «контингента» — офицеров и генералов гитлеровской армии, взятых недавно в плен под Сталинградом. Вскоре приехала первая партия — лейтенанты, капитаны, майоры. Затем прибыли подполковники и полковники. Подавляющее большинство — из 6-й армии вермахта.