Вторая жизнь фельдмаршала Паулюса

В первые три дня февраля туман не рассеивался. Немецкая печать продолжала писать о героизме солдат и офицеров армии Паулюса. Наконец 4 февраля «Фёлькишер беобахтер» вышла с сообщением на первой полосе: «Сражение 6-й армии у Сталинграда закончилось». Этот аншлаг дополнялся словами: «Они погибли, чтобы жила Германия!» Две редакционные статьи — «Верные своей присяге» и «Памятник на Волге» — создавали впечатление, будто все сражавшиеся под Сталинградом солдаты и офицеры вермахта погибли, но не капитулировали. О гибели Паулюса говорилось как о чем-то само собой разумеющемся. Иной вариант его судьбы даже не предполагался.

Между тем Гитлер знал правду. Германское командование располагало точной информацией и подробными данными. Более того, вопрос о пленении Паулюса обсуждался в ставке Гитлера. Вот выдержки из стенограммы совещания в «Волчьем логове» 1 февраля 1943 года.

«Гитлер: У меня было письмо (Манштейна)… В нем он пишет: «Относительно людей я пришел к следующему заключению: Паулюс — под вопросом; Зейдлиц — пал духом; Шмидт — пал духом».

Цейтцлер: О Зейдлице я тоже слышал плохое.

Гитлер:…После всего этого ценность людей сейчас нам не безразлична, в войне в целом нам нужны мужчины… В германской империи в мирное время ежегодно от 18 до 20 тысяч человек предпочитали добровольную смерть, даже не будучи в подобном положении.

В данном случае этот человек (Паулюс) мог видеть, как 50–60 тысяч его солдат умирают и мужественно обороняются до последнего… И как мог он сдаться большевикам?! Это!!!…

Цейтцлер: Это нечто такое, что совершенно непостижимо!

Гитлер: Но первое подозрение у меня еще раньше возникло. Это было в то время, когда он запрашивал, что ему теперь делать. Как он мог тогда вообще задавать такой вопрос? Следовательно, в будущем каждый раз, если какая-либо крепость будет осаждена и начальник гарнизона получит требование о капитуляции, он первым делом станет спрашивать: что ему теперь делать?..

С какой легкостью он это сделал! (Сдался в плен)… А вот Бекер… запутался со своим вооружением… и застрелился. Это же так просто сделать! Пистолет — легкая штука. Какое малодушие — испугаться его! Ха! Лучше себя похоронить заживо. И именно тогда, когда он точно знал, что его смерть явилась бы предпосылкой удержания других котлов. Теперь он подал такой пример, нельзя ждать, чтобы солдаты продолжали сражаться.

Цейтцлер: Тут нет никаких оправданий. Он обязан был раньше застрелиться, как только почувствовал, что нервы могут отказать.

Гитлер: Если отказывают нервы, все равно не остается ничего другого, как сказать: «Я ничего не мог больше сделать» — и застрелиться. В этом случае можно было бы сказать: человек вынужден застрелиться, подобно тому как раньше полководцы бросались на меч, если они видели, что сражение проиграно. Это само собой понятно. Даже Вар[81] приказал своему рабу: «Теперь убей меня».

Цейтцлер: Я все еще думаю, они, может быть, так и поступили, и только русские утверждают, что всех взяли в плен.

Гитлер: Нет!

Энгель: Странно, смею сказать, что они не указали, что Паулюс взят в плен, будучи тяжело раненным. В таком случае они могли бы впоследствии объявить, что он умер от ран…

Гислер: Как же можно было бы иначе действовать?.. Ведь тогда я должен был бы сказать, что идиот тот солдат, который рискует своей жизнью, постоянно жертвует своей жизнью…

Мне это потому так досадно, что из-за одного-единственного слабовольного, бесхарактерного человека перечеркнуто мужество столь многих… Представьте себе: он прибудет в Москву… Там он подпишет все. Он будет делать признания и составит воззвания. Вы увидите: теперь они пойдут по пути бесхарактерности до предела, докатятся до глубочайшего падения…»[82]

А в это время остатки разгромленной «гвардии фюрера» — почти сто тысяч генералов, офицеров, унтер-офицеров и рядовых — нескончаемыми колоннами брели по заснеженной степи на советские сборные пункты. Там их ожидала кружка горячего чая, кусок хлеба и колбасы, крыша над головой и — что самое главное — тепло! Впервые за много дней можно было не только расстегнуть, но даже снять прокопченную шинель, стянуть с ног окаменевшие сапоги.

Впервые за многие месяцы бывший командующий лежал на белоснежной постели, спал раздевшись. Ему регулярно приносили сытную, хорошую еду, приходил врач…

С тепла, крова и пищи начиналась для каждого из них — от солдата до фельдмаршала — новая жизнь.

Через несколько дней военнопленные генералы и старшие офицеры вермахта, взятые в плен под Сталинградом, покинули разрушенный город на Волге и отправились вглубь страны. Классные железнодорожные вагоны, организованное питание, чистое белье служили в течение трех дней пути предметом постоянных разговоров и удивлений. Ведь, что и говорить, большинство немецких военнопленных верили фашистским выдумкам об «ужасах большевистского плена». Генерал Шмидт и группировавшиеся вокруг него офицеры не переставали нашептывать:

— Погодите, все еще впереди…