Вторая жизнь

За родником развернулась до самого горизонта пашня. Черные и тяжелые с будылинами трав, торчащими из-под земли как палки, борозды одна к одной рядами переваливались к небу через степные увалы и случайные островки с плешинами ковыля, тракторы объезжали их, чтобы не затупить плуги о синелобые валуны. Древняя жирная земля дышала прохладой развороченных пластов, и легкий вечерний туман парил над просторами поднятой залежи.

Весной совхоз засеет эту землю, взойдут хлеба. Осенью созревший урожай уберут и будут возить машинами и подводами в тот полупустой и грустный элеватор, что стоит на краю холма. Еще один год прибавится в жизни Малины, и все повторится сначала, и опять она будет кормить людей, только уже не трактористов, а комбайнеров и работников совхоза, а Гришка уедет пахать новые ковыльные земли…

На сердце стало томительно от ожидания чего-то, и Малина вышла на твердую, высохшую, будто мощенную камнем, дорогу и вгляделась в даль, туда, где почти у самого горизонта поблескивали голубые рельсы и виднелась станция. Там железная дорога огибает совхоз и уходит в степь к Сибайским рудникам, на которых когда-то работал ее отец. Ей казалось, что однажды она сядет в поезд и будет ехать по всей стране долго-долго, через степи, леса и горы к самому морю, которого она ни разу не видела в своей жизни. И можно встретить в дороге много-много новых людей и среди них, может быть, где-то ходит тот хороший человек, которого она сразу полюбит.

Когда она вечерами приходила на этот полустанок, где на несколько минут останавливаются поезда, то любила смотреть, как подходит паровоз с вагонами, будто он может привезти ей этого хорошего человека или когда-нибудь обязательно привезет. Поэтому она, задумчивая, ходила мимо вагонов, всматриваясь в лица пассажиров, и всю ее заполняла светлая грусть, а люди куда-то спешили, и никто, казалось, ее не замечал… Но сегодня идти туда ей не хотелось, не хотелось потому, что придется долго ждать поезда на пыльном полустанке, а здесь сейчас в вечерней степи можно упасть в ковыли, смотреть на закат солнца, слушать тишину и думать о Гришке. Он тоже когда-то приехал в том же поезде, но она не была там в то время, поэтому увидела его впервые не на полустанке, а в бригаде… А может быть, он и есть тот человек, которого она так долго ждала?

Красный шар солнца закатывался за горизонт, расплавляя все вокруг огнем, оседал прямо на землю; на взгорьях горели розовые камни; темнели зеленые травы и оранжевые от солнца ковыли, из которых как бы струились пламенные лучи заката, — все красочное, глухое, грустное, будто на другой планете. На сердце было одиноко, и тянуло домой, в уют, к людям. Может быть, она увидит там Гришку, и он опять скажет ей: «Пойдем вместе», — а куда идти? Просто так… А просто так в жизни ничего не бывает… Ведь не просто так он поцеловал ее, а потом пригласил в кино. И не просто так люди любят друг друга, выходят замуж, и женятся, и работают, и живут семьей. …Наверное, всему своя пора: рождение, семья и долгие годы, как у других, а потом смерть…

Малина вздрогнула, прошептав это слово, и оно показалось ей каким-то чужим, тяжелым и мрачным и никак не вязалось с пламенным небом, красочной травой и светящимися ковылями, шумом тракторов на пашнях, стуком собственного сердца и жаром молодых пылающих щек…

Умерла только ее мать, в войну где-то далеко-далеко, в чужих странах погиб отец, а она вот живет, молодая, красивая, незамужняя, а Гришка, наверное, любит ее, потому что первый ее поцеловал, и будет она жить еще долго-долго…

Ей почему-то очень захотелось увидеть Гришку. Она повернула домой в деревню, к людям: ковыли отступали, переливаясь последними лучиками красного солнца, которое уже наполовину ушло в землю, а небо из желто-сизого уже наливалось сиреневым светом, и, когда макушка солнца скрылась, оно стало холодным, свинцовым, и в степных сумерках медленно и робко стали проступать первые близкие звездочки-светлячки, будто развешенные в воздухе. Где-то на краю деревни кудахнула курица, и сразу зазвонило боталами двигающееся по улице стадо коров, начали лаять волкодавы, и над всей этой вечерней поющей тишиной отчетливо и громко затарахтел движок у совхозного клуба.

3

Привалившись к покосившемуся плетню, Малину встретил сосед Телегин, длинный и тощий мужик, который удачно выдавал своих дочерей замуж, каждую осень поочередно.

Хитровато прищурившись, он загородил ей дорогу и, раскинув руки, предупредил, подмигнув:

— Постой-ка! Дашка моя в избу вашу слетала, там гость у вас — тебя сватать пришел. Литру спирта с собой приволок. Радуйся, баба!

Малина покраснела и машинально поправила кофту.

— Кто же это?!

— Зайди. Узнаешь. Меня не позвали. Злой Прохор-то на меня — днем поругались.

Малина постояла в нерешительности и, отодвинув Телегина, прошла во двор. Из сеней слышались пьяные выкрики и залихватская песня Гришки, в которой он громко мечтал «о море, о дальних огнях маяков…»