Вторая жизнь

- Я не такой, как они... Ты веришь? Я не хочу убивать. Да, да... - отняв руку, он взглянул на Юв, и она увидела, что Браун может быть решительным.

- Где мой отец? - спросила она.

- Недалеко, в горах... - и коротко рассказал о полигоне.

Она молча слушала и, когда Браун умолк, приказала ему ехать.

- Куда? - спросил Браун.

- К дому, где живет профессор Галактионов.

У знакомого дома Браун хотел остановить машину, но Юв дала рукой знак ехать дальше. Они остановились напротив кафе.

- Он еще не приехал, - сказала Юв.

- Кто, профессор?

- Нет. - Юв посмотрела на часы. - Но он скоро будет...

Браун не знал, кого она ждет. Этого человека он увидел минут через пять. У дома, где жил русский профессор, остановилась автомашина. Из нее вышел мужчина с белой повязкой, которую не мог закрыть берет. Юв подбежала к нему и едва успела сказать несколько слов. Мужчина исчез в доме. Он вернулся очень скоро, сел в свою машину и умчался со скоростью ракеты. Юв подошла к Брауну.

- Нам надо продолжить разговор.

Они вернулись к дому, где жила Юв, и остались в машине.

- Кто этот человек с повязкой на голове? - спросил Браун.

- Он поклялся сделать все, чтобы спасти отца, - сдержанно ответила Юв. - Я немного успокоилась. Теперь поговорим о тебе.

- Обо мне? Это тебя занимает?

- Оставь, Реми. Я ведь вижу, что у тебя на душе. Так ты решил отказаться выполнить приказ?

- Я все время думаю об этом, - признался Браун. Когда Юв сказала, что друзья сделают все возможное для спасения отца, к нему вернулось сознание служебного долга. - Я мучился в раздумье и пришел к выводу, что не могу отказаться. Меня посчитают трусом, уволят. После этого мне лучше не показываться на своей родине.

- Посчитают трусом? Это трусость? А что храбрость? - возмутилась Юв. - А убить людей, лишенных свободы и права защищаться, видеть это убийство, самому подвергаться смертельной опасности, слепо идти на смерть - это храбрость? Нет, по-моему, это и есть трусость. А храбростью твоей я посчитала бы твой отказ быть убийцей...

- Юв, подожди...

- Не время бы говорить об этом... - продолжала она с горячностью. - Но если ты можешь, если мне удастся увидеть отца, если он будет рядом со мной - слышишь, Реми, - то после отца ты будешь для меня самым дорогим, близким, родным...

ФОТОАЛЬБОМ ПРОФЕССОРА ГАЛАКТИОНОВА

В адрес института стали поступать первые июльские журналы. Корреспондентов они не интересовали, и в газетах не возникло нового спора о профессоре Галактионове. Теперь шел серьезный разговор в научных, изданиях. Галактионов улавливал нотки недоверия к первым сообщениям печати, но они звучали слабо; трезвый голос солидных ученых, работавших над той же проблемой, что и Галактионов, заглушал их. Правда, в этом мощном голосе иногда проскальзывала зависть, сетования на свои правительства, скупостью своей тормозящих развитие науки. Но это его не волновало. Главное было в том, что его опыты признаны большим достижением, и в этом Галактионоп видел для себя большую поддержку.

Особенно дороги были письма и телеграммы из Советского Союза, почтальон приносил их пачками. Галактионова поздравляли, его успеху радовались и ученые и простые люди труда. Коллектив научно-исследовательского института, в котором он работал, сообщил о своем решении выдвинуть кандидатуру Галактионова на Ленинскую премию. Пожалуй, следует суммировать достигнутое, засесть за письменный стол, подготовить монографию. Но еще два-три опыта крайне нужны для окончательного выяснения некоторых вопросов...

Радостная неожиданность - статья Адама Мартинсона, напечатанная на его родине в одном из журналов. Человек большой скромности, лауреат Нобелевской премии, он нашел в себе смелость заговорить о себе, о своих неудачах и отдал должное достижениям своего коллеги.

"Оживление одного органа, - писал Мартинсон, - не может привести к решению проблемы оживления всего человеческого организма. В равной мере и проблема омоложения не может изучаться в рамках изолированного воздействия на организм какого-то одного фактора, без учета ведущей роли нервной системы и окружающей его среды..."

Галактионов упрекнул себя, вспомнив о своей недоверчивости к Мартинсону. Раньше он думал, что Мартинсон, замкнувшийся в круг своих опытов, болезненно самолюбивый и по-своему завистливый, никогда не окажет надежной поддержки. Эти предположения оказались ошибкой. Даниил Романович позвонил Мартинсону в лабораторию, поблагодарил за статью. Но в ответ услышал ворчливое замечание старика: в рабочие часы не стоит и минуты тратить на слова благодарности и выслушивание этих слов.

Арвий Шельба, ознакомившись со статьей Мартинсона, сказал Галактионову:

- Насчет омоложения - это он имел в виду меня. Я сам знаю, что возврат организма к молодости невозможен. Склероз - вот в чем все дело... Но вызвать хоть не на долгое время ощущение молодости можно. И за эти минуты, часы радостной жизни, человек будет благодарен.

Галактионов согласился с ним.

Он чувствовал себя именинником. Теперь не страшен Себастьян Доминак - он один и ничего не сможет предпринять...