Читаем Вторая рота полностью

Смалькова – погоны генерал-полковника, новенькие, гладенькие, на

каждом по три аккуратных пупырышка вышитых золотом звѐзд. У

Шматко вообще-то такие же, только звѐзды поменьше размером. Раз в

пять.

– Товарищ генерал-полковник… – начинает докладывать Шматко,

но Смальков обрывает его на полуслове.

– Ты что же это, Шматко, так тебя растак, – громогласно орѐт

генерал, – все писсуары разбил? Говорил тебе, чтобы их швабрами не

мыли, а то они разбиться могут! Под трибунал пойдѐшь! Сталина на

тебя нет, но я-то здесь!

– Так вы же сами, товарищ генерал-полковник, – стал

оправдываться Шматко, – вы же сами приказ отдали. Вот и документ

письменный имеется.

Он разворачивает сложенный вдвое листик приказа, а там

крупными буквами написано: «ИДИОТИЗМ – 1. Обиходное название

врождѐнного

слабоумия.

2.

Глупость,

бессмыслица

(разг.)

II прил. идиотический, -ая, -ое».

На этом месте Шматко хотел потребовать к себе Нестерова

вместе с Ожеговым и Шведовой, но неожиданно проснулся. Маша

сидела рядом и тревожно смотрела на него.

– Ты чего, Олежек? – испуганно спросила она. – Сон страшный

приснился?

– Да уж куда страшнее…

47

Прапорщик огляделся вокруг и увидел бодро вышагивающего по

аллее вдоль плаца ефрейтора Соколова.

– Товарищ ефрейтор! Соколов!

Боец наконец-то понял, что зовут именно его, и подошѐл.

– Зрав жав, тврщ стши прапщк! (Ну чем не лучший солдат?!)

– Здорово, коль не шутишь! Ты чего на ефрейтора не

отзываешься?

– Не привык ещѐ…

– Что-то ты, Соколов, как стал ефрейтором, портиться начал, –

широко зевнув, укоризненно заметил прапорщик, – благодетелю своему

даже «спасибо» не сказал…

– Какому «благодетелю»? – удивился Сокол.

– А ты думал, ефрейтор тебе с неба прилетел? – с видом

человека, причастного к движениям высокого порядка, усмехнулся

прапорщик. – Есть люди, Соколов… которые, так сказать…

поспособствовали…

– Масоны, что ли? – прикололся Сокол.

– Каво? Какие масоны, Соколов? – нахмурился прапор. – Ты чѐ

мне здесь, под Кабанова косишь или под этого, притрушенного, как его?

А! Лаврова… Я, Шматко, для тебя старался, а ты меня – масоном! Эх,

поспешили…

– Да ладно, товарищ старший прапорщик, – стал извиняться

Сокол, – извините, если чем обидел… Только, это… Может, как-нибудь

обратно меня в рядовые, а?

– На хрена? – набычился Шматко. – Тебе что, ефрейтор не

нравится?

– Да так… Просто… Смеются все, – понуро ответил Сокол. – То ли

сержант недоделанный, то ли солдат переделанный… Ни рыба ни мясо…

Гитлер опять же…

– Не лучший пример, товарищ ефрейтор, – нахмурился Шматко. –

Забей ты на этого фюрера, один низкий гад высокого звания

48

испохабить не может. Ты ж вроде умный мужик, Соколов, а слушаешь

всякую… шушеру… Завидуют они тебе… Ефрейтор есть кто?. Отличный

солдат… Ещѐ в древнем, это, мире, то есть этом… Риме, б…, были

ефрейторы. Нашли лычки в раскопках, бронзовые, по полкило весом

каждая, в «Вокруг света» показывали… А прапора, прикинь, сколько там

на себе таскали, ва-апще вешалка… На боевых ишаках, наверное,

звѐздочки возили… Ага… Так вот, слушай сюда, Сокол: ты ефрейтор –

лучший солдат. Я – старший прапорщик, а значит, лучший прапорщик.

Самый… А вместе мы – отличные мужики. Так, Соколов?

– Вроде логично, – понуро кивнул Сокол.

– Вот и отлично, – улыбнулся Шматко. – Ты это… в город хочешь?.

– Так точно!. А когда?.

– Например, сегодня… После обеда…

– А ротный отпустит?

– Был бы рядовым, не отпустил бы, – сказал прапорщик, – а

ефрейтора отпустит… Я увольнительную сам у него возьму. Только так –

ты лычки-то себе на погоны приделай, а то увал я буду на ефрейтора

выписывать. Попадѐшь патрулю – не отвертишься: нарушение формы

одежды, и всѐ такое. Пару суток на «губе», а потом в нарядах сгниѐшь.

А ты мне живой нужен, не сегодня-завтра каптѐрку у меня будешь

принимать. Пора тебе уже осваиваться…

– Разрешите идти подшивать лычки? – бодро спросил Сокол,

предвкушая нежданную встречу с Варей, а потом добавил: – И спасибо

за увольнительную, товарищ прапорщик.

– Э, Соколов, – усмехнулся старшина, – не знаешь ты, видеть, ещѐ

прапорщика Шматко… А надо бы уже, почитай, целый год бок о бок, так

сказать, в едином строю. А из «спасибы» твоей бушлата не сошьѐшь,

будет у меня к тебе небольшое задание, там надо купить кое-что, по

мелочи.

– Есть, понял, всѐ будет в лучшем виде.

– Ну всѐ, свободен…

Соколов бежал в казарму чуть не вприпрыжку.

49

– Эх, был и я когда-то юным, триста лет тому назад… – вздохнул

Шматко, вспоминая свою срочную службу.

Да, было время, любо-дорого вспоминать, город Приозѐрск в

Северном Казахстане, сержант Лаврович, вот уж кто действительно был

автор-затейник. А чего только одни его словечки и выражения стоили:

«Конь педальный», «Можно Машку – за ляжку, и козу – на возу, а у нас –

разрешите!», и самое незабываемое и поражающее точностью

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза