Вторая рота

Потому что армейская пища – это грамотно сбалансированные белки,

витамины… тушѐнка, картофель и так далее… Теперь ты, Лавров! Ну-ка

покажи, чем на гражданке кормят. Давай, не стесняйся, Гарган, б… тюа…

Лавров нехотя подошѐл к перекладине, с пяток раз вяло

подтянулся, еле-еле сделал переворот и попытался воспроизвести

некое подобие выхода с силой, но на этом энергетические запасы

«маминых пирожков» исчерпали себя. Тяжело дыша, боец вернулся в

строй.

– Ну, поняли? Видать, на гражданке не очень жирно кормят… –

начал Шматко. – Вот ефрейтор Соколов. Все видели демонстрацию –

таким и должен быть российский солдат. И такой солдат в хлебе не

сырость вынюхивает, он его кушает, когда дают. Другое дело – Лавров.

И прочие, которые жрать не любят… Эта причуда природы – уже не

гражданский, ещѐ не солдат. Феномен, зольдатен-обезьянен. И не надо

обид, это не я придумал, а учѐный, как говорится, по фамилии Дарвин.

44

И чтобы обезьянен превратился в зольдатен, ну, как, б…, бабочка

превращается в жука или там стрекозу, ему надо кушать не что хочется,

а что дают, и делать то, что велят командиры! Так что, воины, мотайте

себе на ус!

– А в армии усы носить нельзя, – громко сказал Папазогло,

сверля прапорщика невинными глазами.

– Кто это сказал?.

– В военкомате сказали…

– Я спрашиваю, кто сейчас сказал?

– Сейчас не говорили, – продолжал искренне тупить Папазогло, –

а когда я был в военкомате, офицер говорил, что усы в армии нельзя…

– Я спрашиваю, фамилия как твоя? – не сдержавшись, заорал

Шматко.

– Рядовой Папазогло!

– Как?!

– Папазогло!

– А-а… Тогда понятно, – пробормотал прапор. – Понимаешь,

Па-па-зо-гло… Намотать на ус – это такое выражение… метафора такая,

типа, сравнение…

– Идиома! – выкрикнул из строя рядовой Нестеров, невысокий

крепыш с высоким лбом и задумчивым умным взглядом.

– Что? – снова взвился Шматко. – Кого ты там назвал?

– Идиома, товарищ старший прапорщик, – чѐтко и громко

заговорил Нестеров, – идиома – это фразеологическое сращение… некое

лексически неделимое словосочетание, значение которого не

определяется значением входящих в него слов. Толковый словарь

русского языка Ожегова, Шведовой, страница двести тридцать шесть по

изданию одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Дополнено

и переработано…

– Отставить «переработано»! – скомандовал прапорщик, с

интересом разглядывая образованного бойца. – Как фамилия?

45

– Рядовой Нестеров, товарищ старший прапорщик.

– Ты что, Нестеров, этот словарь наизусть знаешь? – спросил

Шматко. – Или так, куражишься?

– Знаю, – уверенно ответил Нестеров, – и не только его…

– М-м-м, – призадумался Шматко. – Ну ладно, бойцы, раз такое

дело, занимайтесь дальше. Медведев, командуй. Давай щас пару кругов

вокруг спортгородка для проформы, а потом на плац, пусть на ногах

ходить учатся. Бойцы, б…

«Духи» шли «умирать» на плац как приговорѐнные к смерти,

противно шкрябая непривычно тяжѐлыми сапогами по пыльному

асфальту. После познавательной беседы с прапорщиком они наконец

окончательно осознали своѐ место в этом странном, загадочном и

парадоксальном сообществе под названием «Вооружѐнные силы

Российской Федерации».

Коллектив второй роты, в который влились новые бойцы, вошѐл,

как говорят дипломированные психологи, в стадию конфликтов.

Противоречия между послужившими солдатами и новообращѐнными

рекрутами накалялись, подобно дуговой спирали в чреве пустого

электрочайника.

Но, пожалуй, даже самый крутой психолог и самый хитрый

особист не смогли бы объективно дать оценку сложившейся в роте

ситуации. Байка классиков про нетерпеливые низы и бессильные верхи

здесь тоже не подходила ни с какого боку, так как ни верхов, ни низов в

армии нет – это чисто горизонтальная структура: есть командиры, есть

подчинѐнные.

А где должен быть командир? Там, где ему определено уставом и

положением. А где должен быть подчинѐнный? Там, где определил

ему быть командир… Короче, не знаю, при чѐм здесь птица, которая в

тѐмной казарме ютится, которая в тесной каптѐрке коптится, – в месте,

где рулит прапор Шматко…

Прапорщик, получив свою дозу ощущений от общения с

молодѐжью, сидел на скамеечке у края плаца в тени раскидистых

46

кустов. Кусты действительно были слишком раскидистыми: тень,

отбрасываемая ими, едва доставала прапорщику до коленок. Но солнце

прапорщика не беспокоила – после пяти лет службы в песках

Туркестана со светилом средней полосы он был на «ты». Прапорщик

думал. Думал не о бушлатах и подменках, как может подумать какой-

нибудь читатель, склонный к скоропалительным выводам…

Шматко размышлял о писсуарах.

Минувшей ночью ему приснился странный сон, как будто он

заходит в ротный сортир, а там… Там стоит Смальков в полной

выкладке, в бронежилете, разгрузке, на голове – стальной шлем. У