Вторая рота

он, доведя себя до нужной эмоциональной кондиции, – а ты в писсуар

вписаться не можешь!. Ты мне так всю казарму разнесѐшь…

– Сержант сказал, что он уже треснутый был, – смущѐнно заметил

Смальков.

– «Сержант»! – передразнил Смалькова прапорщик. – Этот сержант

ещѐ в третий класс ходил, когда этот писсуар уже здесь висел и

функционировал в полном объѐме заданных характеристик. Ему с такой

выслугой уже давно подполковник ломился, не меньше. А ты взял его и

уху…ал, разбил то есть. А разруха и распи… то есть …гильдяйство, ещѐ

писатель-классик Шариков говорил, начинается с сортира. И ты,

лейтенант, на данный текущий момент и есть орудие этой самой

41

разрухи. Люди годами берегли, писали вполнапряга, а тут пришѐл

лейтенант Смальков и ну давай шваброй вокруг махать…

– Я могу возместить, – нерешительно прервал тираду Шматко

лейтенант, которого пробрала до самого нутра искренняя речь

старшины. Но Шматко как будто не слышал его, войдя в ораторский раж:

– …При товарище Сталине за такие дела тебя бы быстро

оприходовали. Как вредителя. Это же, понимаешь, удар по

боеготовности! Поведут бойцов на оправку по тревоге, к примеру, а так

одного очко-места не хватает. В итоге бойцы теряют ценные минуты,

стоя в очереди на оправку, а враг эти самые минуты получает себе… А в

современном бою каждая минута, отданная врагу, – это, понимаешь,

не хрен в стакане! У него-то, поди, все писсуары на месте…

– У кого?

– У врага, Смальков, у потенциального противника!

Смальков понуро достал из бумажника деньги и протянул их

прапорщику.

– Убери, – жѐстко сказал Шматко. – Если командир части ко мне в

туалет зайдѐт, я ему что?. Деньги твои покажу?

– Ну тогда я сам. Завтра же куплю. – Смальков спрятал деньги под

пристальным взглядом прапорщика и собрался уходить, но Шматко

остановил его.

– Подожди, – сказал он и протянул Смалькову ладонь: – Давай

сюда… Я сам куплю… А то ты купишь!. Ты же не знаешь, какие по уставу

положены!.

Смальков с облегчением передал ему деньги, которые старшина

сразу же пересчитал и спрятал в карман.

– Ещѐ сотню надо, – строго посмотрел он на провинившегося

лейтенанта, – на всякий случай… Вдруг подорожали…

На этом досадный инцидент был исчерпан. Смалькову вдруг

подумалось, что когда-нибудь, лет через двадцать, сидя в шикарном

кожаном кресле где-нибудь в Генштабе, генерал-майор, а может, даже и

42

генерал-лейтенант Смальков будет с отеческой улыбкой вспоминать

этот трагикомический случай из своей жизни. В мемуарах ему даже

можно посвятить главу. Или нет, глава слишком жирно, хватит и пары

абзацев. Такие вещи читатель любит – они оживляют сухой текст

воспоминаний, делают его более доходчивым и поучительным.

«А всѐ-таки шваброй мыть можно! – между прочих мелькнула

мысль в голове Смалькова. – Эти средневековые пережитки надо

выжигать калѐным железом, иначе нельзя!»

После обеда старший прапорщик Шматко собрал вторую роту на

спортплощадке. Солидно покашливая, он медленно изучал бойцов

своим тяжѐлым взглядом. Потом настало время монолога:

– Мне доложили, что сегодня во время приѐма пищи кое-кто из

вас отказался от обеда рядового Российской армии!. Стыдно!. Вас

кормит государство!. То есть народ!. А вы отказываетесь! Сегодня – от

обеда, а завтра откажетесь и от народа, который призваны защищать!.

Прапорщик остановился напротив Лаврова, который и был

причиной разбора, – именно он выразил недовольство предложенным

выбором блюд и их вкусовыми качествами.

– Вот ты! – сказал Шматко Лаврову. – Не слышу?

– Что? – затупил боец.

– Представься, «чта»!

– Рядовой Лавров!

– Почему не ел, рядовой Лавров?! По маминым пирожкам

скучаешь?

– Товарищ старший прапорщик, такой едой в деревне свиней

кормят, – ответил Лавров. – Крупинка за крупинкой гонится с дубинкой,

и хлеб сырой…

– Это ты на что намекаешь?! – грозно заговорил Шматко. – Это ты

чего, типа стишки здесь мне сочиняешь? А это, ты знаешь, стишки свои

для дембельского альбома прибереги, если вообще дотянешь до

43

дембеля с таким отношением. И хлеб ты, Лавров, не трожь! Может, он и

сырой, но наш, родной!

– Ага, свиней им кормят, – как попугай повторил неугомонный

Лавров.

– Это ты на что намекаешь? – встрял в беседу Медведев, но

Шматко осадил его.

– Подожди, Медведев. Свиней, говоришь? – Прапорщик прошѐл

вдоль строя и остановился рядом с Соколом. – А ну, ефрейтор, давай-ка

на перекладину. Давай, давай… Покажи парочку… фирменных…

Соколов подошѐл к перекладине и, шутя, стал наворачивать на

ней гимнастические кульбиты. Закончив комплекс упражнений, он

соскочил на землю и встал в строй. Его дыхалка работала так, будто он

только что проснулся.

– Видали, гурманы, вашу так? – грозно спросил прапорщик. – Что,

Лавров, свиньи в деревне так могут?

– Не могут!

– А в армии – могут! Ты понял меня, Лавров? – Глаза прапорщика

сыпали искрами, как неисправные высоковольтные трансформаторы. –