Вступление

 Солнце цветило узорчатый шелк задернутых штор, вело по завиткам теплыми пальцами, и вдруг отворачивалось, будто испуганное кем-то, и тогда рисунок тускнел из голубого в серый. Звуки с просторного двора множились, складываясь в короткие разговоры, вот Григорьич покашлял, спрашивая что-то у жены, а вот Васькин отрывистый ответ на увещевания о завтраке, - и снова лишь шарканье шагов. Шаги смолкали, удаляясь, хлопали где-то двери. И опять бродили по занавесям солнечные теплые пальцы. Когда двое не падали в происходящее на постели, не отгораживались горячей кожей, пОтом в складках локтей и коленей, Витька слышал... После переставал. И снова слышал...

   Уже когда лежали тихо, рядом, смотрели в потолок, на дым сигаретки кольцами в маленькой паутинке у люстры, поскребся в наружную дверь Вася, спросил суровым голосом:

   - Наташка, спишь чтоль?

   Но ждать ответа и сильно шуметь не стал, и Витька слышал, как прошли по двору два голоса, хозяйкин, толкующий про гостинцы для Васькиной матери, и мальчика, односложными репликами - к зеленым воротам, выходящим на степную дорогу.

   Стихло все...

   - Теперь скажи, ах, Наташа, как все хорошо было, Наташа, ну пока, бывай, девочка...

   - Зачем ты так?

   - А вы все так говорите. Приехать, покупаться, погулять, бабу местную трахнуть и домой, к женам и девкам своим.

   - Нет у меня жены. И девки нет. И потом, думай же головой, я что тебе - летний гость? Я тут сижу... не для отдыха, в-общем.

   Он хотел добавить, что ведь сама начала, но скривился от пошлости непроизнесенной еще фразы, махнул мысленно рукой.

   - А для чего сидишь? Прячешься, что ли? Вон и мобильника у тебя нет. Даже к компьютеру не хочешь, я ж звала. Интернет у Кольки свободно, ему по работе же надо.

   - А ты понимаешь, только если прячутся? Мне... с собой надо разобраться.

   - Скажите, какие умности.

   Она перевернулась на живот, потянулась за пачкой - закурить сигарету. Две сломала и просто смахнула на пол. Туда же скинула подушку и оперлась подбородком на ладонь. Витька смотрел на вздернутые лопатки и прогиб спины, на белые ягодицы.

   - Голая летом - не загорала, что ли?

   - А тебе какое дело?

   Сунул окурок в пустую рюмку, смял, убивая дымок.

   - Слушай, чего ты злишься? Хотела напиться - напилась. Секс... Неплохой такой, похоже. Никто нас не трогает. Какого ты меня кусаешь? Ну, расскажу я тебе и что? Подумаешь - чистый псих.

   - Я, Вить, с рыбами ныряла в закат. И кто тут псих? Только ты ж не расскажешь все равно. Всего не расскажешь.

   - Не надо тебе. Всего...

   - Ну, тогда немножко. Просто вслух поговори. Тошно мне, Вить. К вечеру надо возвращаться, а там - снова рожи эти, в зубах навязли. Пальцем тыкать будут. Ну, не пальцем, так за спиной сплошное шипение. У нас тут, Вить, своих змей полно... Я ведь тебе рассказала. Немножко. Главного зато.

   Посерела занавеска. С моря густо загудел пароход. В углу потолка молча билась зимняя муха и потрескивал на полу подсолнух включенного рефлектора.

   - Пойдем кофе сделаем, а? Там тепло, у стола, можно и не одеваться.

   В столовой и правда, было мягко, сквозь тонкий тюль солнце раскладывало на скатерке пасьянс из четырех светлых карт. Кипятильник стучался в край большой кружки, остерегал, чтоб не совали пальцы в парящую воду.

   Наташа села на диванчик, подобрала волосы и перехватила их, спутанные, куском тесьмы, что нашарила на полке серванта. Заколка осталась на катере, в салончике. Витька насыпал кофе, разлил кипяток прямо в чашки.

   - Тоже не пьешь растворимый.

   - А кто еще?

   - Яшка не пьет. Говорит, химия.

   - Правда, химия. А он тебе кто?

   - Говорила же, сосед.

   - И все? А чего ты злая такая на хозяйку местную? Мне показалось, из-за него.

   - Угу. Когда Яшке было семнадцать, у них роман был. Она сейчас чуть не на пенсии, а тогда ого-го, все мужики за ней бегали. Яша топиться хотел. Из-за нее.

   - Ого. Вы тут помешанные все на море. Чуть что - топиться.

   - Мы тут живем. Ну, с морем живем. Ты же говорил, сам приморский, не понимаешь, что ли?

   - Наташ, я пацаном уехал, как Васька.

   Подал чашку, помешал в черном горячем сахар. Наташа ждала, держа в руках, дышала запахом кофе.

   - Ну вот. Она, Дашка, тогда приехала из города к родителям. Лет ей было двадцать пять, что ли. Тут уже - старуха, замуж-то выходить. Но в городе, где училась - жених, сказала. Яшка тогда уже ребят хороводил. Даже тех, кто старше. Он ничего не боится. Ничего вообще. Сто раз думали - убьется где-нибудь, а он только смеялся. Увидел Дашку и глаз на нее положил. Месяц бегал. Ей уже ехать давно, а она билет сдала. А потом пропала, три дня ее не было. Мать с ног сбилась, а батя бухал, так ничего и не понял. Тот год был плохой, шторма приходили и наших рыбаков утопло несколько человек. В одну неделю, помню, четверых похоронили. А к вечеру Колька ее нашел на диком пляже, пьяную, в лохмотьях одних. Привез не домой, в больничку. В-общем, кто что говорит, как оно было. Но обратно в город не поехала. Осталась и бегала за Яшкой год целый. Может больше. А Колька - за ней. После поженились. Живут хорошо.

   - Дела...