– Да! Помнишь те школьный фотографии Эйвы в прошлом году, они вышли так плохо, что она плакала целых три дня?
Эйва скорчила гримасу.
– Спасибо за напоминание.
– Ну, Джек всё исправил. Помнишь те фото? – спросила мама, вскинув брови. – Он уловил твой характер.
Я это помнил. Прямо перед закатом я провел с ней во дворе целый час, заставляя ее бегать вокруг с развевающимися волосами. Затем, в момент затишья, когда она отдышалась, я сделал кучу её снимков с блаженным, раскрасневшимся лицом. Солнечный свет мягко и тепло ласкал ее кожу, опускаясь за холмы.
Облегчение разлилось по всему моему телу, плечи чуть расслабились.
– Спасибо, мама.
Молчание отца оглушало. Мы все повернулись к нему. Мама наконец ткнула его в ребра.
Он откашлялся.
– Не знаю, с чего ты решил, будто мы не хотим, чтобы ты стал фотографом. Мы беспокоились, что ты не хочешь делать вообще
Я моргнул. Что?
– Прошу, Джек. Действуй. Вот зачем мы с твоей мамой
Искренность в его голосе заставила меня с трудом протолкнуть вставший в горле ком.
– Ты понимаешь? – хрипло спросил он.
Я кивнул.
– Да. И я прошу прощения за то, что так долго валял дурака с этим банком, я…
Он покачал головой.
– Я знаю, ты его ненавидишь. Мы лишь хотели, чтобы ты был занят чем-то, а не стал каким-нибудь хиппи.
Я рассмеялся.
– Что? О, постой, хочешь сказать, как Нихил в банке?
Мой отец закатил глаза.
– Как все богатые мальчики и их полное открытий путешествие с рюкзаком.
– Да, открытий под
– Эйва! – одновременно воскликнули мои родители.
Она пожала плечами в ответ.
Я был потрясен их реакцией.
– Вау, ладно, – сказал я. – Я думал, вы хотите, чтобы я стал банкиром или кем-то в этом роде. И я не знал, как сказать вам, что я этого не хочу. Что я долго не знал, чем хочу заниматься. Но теперь я знаю.
Моя мама кивнула.
– Это все, чего мы хотим, Джек. Чтобы ты трудился над тем, чего ты хочешь.
Ничто не могло сделать меня счастливее, чем эти слова.
– Спасибо. Обещаю, что я так и сделаю.
– Но тебе все равно нужно закончить стажировку, пока ты не поступишь в колледж, – сказал отец.
Я кивнул. Колледж. Презрение, которое я испытывал к этому слову, таяло с каждой секундой, прошедшей после моей ссоры с Лаки.
– Ладно, хорошо, я все еще не посмотрел варианты, куда можно пойти учиться…
Эйва вынула телефон.
– Я уже сделала таблицу.
Мой папа рассмеялся и вскочил с дивана.
– Кто хочет завтракать?
Мы собрались за кухонным столом, и я почувствовал себя легче, чем когда-либо за последние недели. Месяцы. Годы.
Как только с разговором с родителями было покончено, я снова смог думать о Лаки.
Вторую половину дня я провел, слоняясь по квартире.
Я все гадал, передал ли охранник ей фотографию.
Гадал, открыла ли она конверт или сожгла его.
Гадал, видела ли она фото.
Видела ли она записку.
Я уставился в потрескавшийся потолок своей квартиры, растянувшись на диване, где пролежал уже несколько часов. Мучиться разбитым сердцем было
Воздух в квартире был спертым и пах отвратительно. Парнями и несвежей едой.
Наконец я дотащился до окна и открыл его. Мягкий желтый солнечный свет струился в комнату, высвечивая каждую пылинку. Вместе со светом струился шум. Окна достигали крики продавцов, смешанные с автомобильными гудками.
Что-то в безжалостности этого города угнетало меня. Как все могли продолжать жить, когда я чувствовал себя так?
О боже мой. Мне хотелось дать себе пощечину.
Мой телефон зажужжал на журнальном столике, прерывая мою угрюмую меланхолию.
Я потянулся взглянуть на текст. От Чарли.
Я бросил взгляд на время на телефоне. Было три часа дня. Я посчитал – мы шли вперед на пятнадцать часов. Лаки появится в эфире через несколько минут.
Если бы я был большим стоиком, я мог бы холодно выключить телефон и пойти в душ. Смыть воспоминания. Начать с самого начала, свежим и готовым сделать свой день.
Кого я обманывал? Я открыл свой ноут на журнальном столике и нашел стрим.
Присел на корточки у стола, сгорбившись и балансируя на пальцах. Примерно пятьсот рекламных роликов спустя началась трансляция в прямом эфире.
Какой-то актер, играющий супергероя, разговаривал с ведущим Джеймсом Перривезером.
– Ну же! – крикнул я в экран, как будто эти два тупицы с улыбающимися лицами могли меня услышать. Но вскоре они закончили, и я вцепился в края своего ноута, приблизив лицо к экрану настолько, что буквально чувствовал, как его бурлящая энергия касается моей кожи.
Включилась реклама.
Я упал назад, ударившись головой о диван, а задница соскользнула на кафельный пол. На потолке было столько трещин. Краска отслаивалась маленькими кусочками. Мои мысли неслись вскачь, подстраиваясь под ритм сердца. Оно готово было вырваться из груди и кругами бегать по комнате, так сильно оно колотилось.