— Пожалуйста, — сказал мистер Дэнверс. — Что это? — добавил он, поворачиваясь к швейцару, который держал в руке письмо. — О, что-то для Сейнт-Джорджа. Хорошо. Думаю, леди передаст, если сейчас туда пойдёт. В противном случае оно может подождать посыльного.
Харриет посмотрела на адрес: «Виконту Сейнт-Джорджу, Крайст-Чёрч, Оксфорд, Inghilterra».[58] Даже без итальянской марки было невозможно ошибиться, откуда пришло письмо. «Я возьму его, — сказала она, — это может оказаться срочным».
Лорд Сейнт-Джордж — правая рука на перевязи, лоб и один глаз закрыты бинтами, а другой глаз налит кровью и окружен живописным синяком — встретил её приветствиями и извинениями.
— Надеюсь, Дэнверс позаботился о вас. Очень славно, что вы пришли.
Харриет спросила, болят ли раны.
— Ну, могло быть хуже. Мне кажется, что на этот раз дядя Питер рисковал по-настоящему, но всё кончилось рассечённой головой и вывихом плеча. Ну, ещё шок и ушибы. Намного меньше, чем я заслуживаю. Останьтесь и поговорите со мной. Так грустно быть одному, вдобавок у меня только один глаз, да и тот не видит.
— А разговор не вызовет головную боль?
— Она не может болеть больше, чем сейчас. И у вас хороший голос. Пожалуйста, будьте так добры и останьтесь.
— Я принесла из колледжа письмо для вас.
— Полагаю, что-нибудь от кредиторов или в этом роде.
— Нет. Это из Рима.
— Дядя Питер. О, мой Бог! Думаю, я должен знать самое худшее.
Она положила письмо ему в левую руку и наблюдала, как его пальцы возились с большой красной печатью.
— Тьфу! Сургуч и семейный герб. Знаю, что это означает. Дядя Питер в самом скверном настроении.
Он нетерпеливо продолжал сражаться с прочным конвертом.
— Открыть его для вас?
— Да, пожалуйста. И будьте ангелом — прочтите мне его. Даже при двух здоровых глазах его почерк несколько напрягает.
Харриет вынула письмо и поглядела на первые строки.
— Похоже, оно довольно личное.
— Лучше вы, чем медсестра. Кроме того, я смогу перенести это легче с капелькой женского сочувствия. А там что-нибудь вложено?
— Нет. Ничего.
Пациент застонал.
— Дядя Питер перешёл в глухую оборону. Это выбивает почву. Как оно начинается? Если это «шалопай», «Джерри» или даже «Джеральд», ещё остаётся надежда.
— Оно начинается: «Мой дорогой Сейнт-Джордж».
— О, черт возьми! Тогда он действительно разъярён. И подписано всеми его инициалами, какие он смог вспомнить, да?
Харриет перевернула письмо.
— Подписано всеми его именами полностью.
— Безжалостное чудовище! Знаете, у меня и так было такое чувство, что он не отнесётся к этому делу слишком хорошо. А теперь просто не представляю, чего ожидать.
Он выглядел настолько болезненно, что Харриет с тревогой сказала:
— Может быть, лучше оставить его до завтра?
— Нет. Я должен знать своё положение. Продолжайте. Говорите мягко, чтобы не огорчать маленького мальчика. Спойте мне его. Так мне будет легче.
МОЙ ДОРОГОЙ СЕНТ-ДЖОРДЖ,
Если я правильно понял довольно несвязное описание твоих дел, ты взял на себя долг чести на сумму, которой не обладаешь. Ты выдал чек, который не обеспечен. В качестве обеспечения ты одолжил денег у друга, дав ему просроченный чек, относительно которого у тебя также нет никаких причин надеяться на его погашение. Ты предлагаешь мне поддержать тебя, гарантировав оплату твоего векселя через шесть месяцев, в противном случае ты или (а) «опять обратишься к Леви», или (б) «вышибешь собственные мозги». Первая альтернатива, как ты признаёшь, ещё более увеличит долг, а вторая, как я могу догадаться сам, не возместит ущерб твоему другу, но просто к банкротству добавит позор.
Лорд Сейнт-Джордж возбуждённо откинулся на подушки: «Ох уж это его противное свойство — чётко видеть самую суть».
Ты достаточно умён, чтобы обратиться ко мне а не к отцу, потому что я, по-твоему, скорее посочувствую этой сомнительной финансовой афере. Не могу сказать, что польщён таким мнением.