— Вы абсолютно правы, — сказала Харриет после небольшой паузы. — Если по-настоящему заинтересован, то знаешь, как быть терпеливой и позволить времени течь, как говорила королева Елизавета. Возможно, именно это значение имеет фраза о том, что гений — это вечное терпение, которую я всегда считала абсурдной. Если действительно чего-то желаешь, то не хватаешь это в спешке, а если хватаешь, то в действительности это тебе не нужно. Вы полагаете, что, если стараешься изо всех сил ради чего-нибудь, это — доказательство его важности для тебя?
— Думаю, что в значительной степени это так. Но главное доказательство — то, что вы решаете проблему без фундаментальных ошибок. Конечно, все и всегда совершают мелкие ошибки. Но фундаментальная ошибка — верный признак безразличия. Хорошо бы сегодняшних людей научить, что доктрина «хватай то, что, как тебе кажется, тебе хочется», ложна.
— Этой зимой в Лондоне я видела шесть пьес, — сказала Харриет, — и все они проповедовали доктрину хватания. Все они оставили у меня чувство, что ни один из персонажей не знал, чего хочет.
— Да, — сказала мисс де Вайн. — Если однажды вы поймёте, что действительно чего-то хотите, то обнаружите, что всё остальное склоняется перед этим как трава под катком, — все другие интересы, как ваши собственные, так и других людей. Мисс Лидгейт не понравились бы мои слова, но для неё это также справедливо, как для любого другого. Она — добрейшая душа в том, что касается предметов, к которым она безразлична, например к проступкам Джукса. Но у неё нет ни капли милосердия к просодическим теориям мистера Элкботтома. Она не сказала бы о них доброго слова, даже чтобы спасти мистера Элкботтома от виселицы. Она сказала бы, что не может. И она действительно не может. Если бы она своими глазами увидела, что мистер Элкботтом корчится в агонии, она пожалела бы его, но не изменила бы ни абзаца. Это было бы изменой. Нельзя проявлять жалость там, где затронута собственная работа. Я полагаю, что вы могли бы легко солгать обо всём, кроме… чего?
— О, обо всём! — сказала Харриет, смеясь, — кроме утверждения, что чья-то проклятая книга хороша, когда это не так. Я не могу этого сделать. Это здорово увеличивает число моих врагов, но не могу.
— Да, это невозможно, — сказала мисс де Вайн. — Как бы это ни было болезненно, но у человека всегда есть нечто, к чему нужно относиться честно, если у человека вообще есть ум. Я это знаю из собственного опыта. Конечно, это нечто может относиться к эмоциональной стороне, я не говорю, что это невозможно. Можно пуститься во все тяжкие и всё ещё быть преданным и честным по отношению к кому-то. Если так, тогда этот человек, вероятно, и есть предназначенное вам дело всей жизни, своего рода «работа». Я не презираю такую лояльность, просто это не моё, только и всего.
— Вы открыли это, сделав фундаментальную ошибку? — спросила Харриет, немного волнуясь.
— Да, — ответила мисс де Вайн. — Когда-то я была обручена. Но я обнаружила, что постоянно ранила его чувства, совершая глупые поступки и делая довольно элементарные ошибки в отношении его. В конце концов я поняла, что просто не прикладывала столько усилий, сколько затрачиваю на чтение материалов по какому-нибудь спорному вопросу. Поэтому я решила, что он — не моя «работа». — Она улыбнулась. — При этом, я любила его сильнее, чем он меня. Он женился на превосходной женщине, которая предана ему и для которой он — действительно её «работа». Пожалуй, даже на полный рабочий день. Он — художник и обычно балансирует на грани разорения, но рисует очень хорошо.
— Полагаю, что нельзя выходить замуж за кого-то, если не считаешь его основной «работой».
— Вероятно, нет, хотя я верю, что есть несколько редких людей, кто рассматривает друг друга не как «работу», а как коллег.
— Полагаю, что Фиби Такер и её муж именно таковы, — сказала Харриет. — Вы видели её на встрече выпускников. Их сотрудничество кажется вполне успешным. А как насчёт жён, которые ревнуют мужей к их работе, и мужей, которые ревнуют жён к их интересам, — похоже большинство из нас считает себя основной «работой» для другого.
— Худшее в том, что, когда становишься «работой» для другого, — сказала мисс де Вайн, — это оказывает разрушительное воздействие на характер. Мне очень жаль человека, который является чьей-то «работой»: он (или она, конечно) кончает тем, что поглощает или оказывается поглощённым, — и то и другое для него плохо. Мой художник поглотил свою жену, хотя ни один из них этого не подозревает, а бедной мисс Кэттермоул угрожает большая опасность окончательно стать «работой» для её родителей и быть поглощённой.
— Тогда вы — за безличную «работу?»
— Да, — сказала мисс де Вайн.
— Но вы говорите, что не презираете тех, кто делает «работой» другого человека?
— Я далека от того, чтобы их презирать, — сказала мисс де Вайн. — Я думаю, что они представляют опасность.