Встреча в час волка

Мальчик рос смышленым, здоровеньким, красивым и черноглазым. Был бы веселым, если бы кто-то показал ему, как это — веселиться. Валерия читала ему книги, он хорошо и вовремя заговорил. Пошел в детский сад. Только не под силу было малышу конкурировать со строгой царицей души своей матери — наукой. Лишь в работе Валерия раскрывалась, удивлялась самой себе, только там были ее взлеты и почти физические желания — овладеть, подчинить, раскрыть, победить.

Получалось настолько хорошо, что Валерию Горильскую пригласили на работу в НАСА. Сомнений не было ни на минуту. Валерия тут же оформила своего Павлика в Дом малютки на временное проживание.

В Америке она была такой же необычной, такой же экзотической, одинокой и успешной. Ее очень ценили, продлили контракт. Потом предложили постоянную работу. Но что-то в ней дрогнуло, заныло, оборвалось. Она почувствовала тяжесть термина «ностальгия». Она увидела слово «навсегда» — ответ своей теоремы. И услышала голосок Павлика, который живет в неуютной, жестокой России сиротой. Она себе позволила его там родить.

Валерия вернулась. Вернулась к разбитому корыту. Ее конструкторское бюро разорили и закрыли. Крах и запустение было и в других местах. Не искать же ей работу учительницы, торговки, поломойки… Она не вступает в контакт с людьми, она не умеет работать только ради денег. Вот тогда она купила какой-то детектив, прочитала, как никто еще не читал детективы, просчитала трудность поставленной автором задачи, нашла все логические ошибки решения, к утру получила свой правильный ответ. И написала первый роман.

Роман напечатали, заказали следующий. Книги продавались хорошо. Писались не то чтобы легко, но с вдохновением, которое было очень похожим на вдохновение ученого. Точнее, это оно и было. Просто Валерия увидела гармонию логики и точных линий в ходе мысли, подчинившей себе слова. У нее появились чутье и возможность управлять напряжением сюжета — рост, снижение, пауза для вздоха. Пришли свои секреты мастерства. На одном дыхании читается только то, что на одном дыхании пишется. Валерия никогда не прерывала работу над одной главой. В своих книгах она узнала, что такое любовь. Героини были всегда приблизительного одного типа. Женственные, соблазнительные, нежные и неспособные существовать без мужчин. Что чаще всего и делало их жертвами криминальных обстоятельств. Валерия писала эти портреты от противного — от того, какой она сама никогда не была. Ей так легче было смотреть на ситуацию со стороны. Она могла просчитать психологию как добычи, так и охотника. Сама оставалась над схваткой по имени жизнь.

Валерия любила и жалела своих героинь, как никогда не жалела и не любила живых людей. Она готовила им для финала спасение, любовь, замужество, богатство, детей. А они по своей строптивой женской природе вдруг изворачивались к этому самому финалу и оставались жертвами с раненой душой. Что-то не давалось Валерии в создании теоремы однозначного счастья, того самого простейшего счастья, которое и нужно, наверное, читателю, покупающему детективы, чтобы почитать в метро или на пляже. Вот потому она и работала над поиском универсального рецепта хеппи-энда.

Мешало одно. Самым главным неизвестным в уравнении жизни самой Валерии было именно счастье. Счастье было для нее равно существованию на Марсе или в раю. Нет такого опыта, нет вариантов ответа — выдает поиск души. Не знает Валерия, что именно требуется женскому сердцу, от чего оно теплеет или тает. В какой ситуации глаза начинают видеть солнце, а тело расслабляется? Она сама никогда не расслабляется на своих каблуках-ходулях в одежде-броне.

Когда книги стали хорошо продаваться, наладился поток, Валерии удалось воссоздать что-то вроде карманной копии бывшего государственного конструкторского бюро. Она нашла нескольких сотрудников, до сих пор сидевших без работы, и вложила заработанные деньги в частную, вспомогательную контору по поиску, разработке новаций, генерации идей, которые предлагала крупным исследовательским центрам на коммерческой основе. Дело пошло. Она вновь стала ходить по утрам и вечерам к метро в десяти минутах от дома и обратно.

Вот тогда она и приехала за Павликом, которого раньше навещала раз в неделю. Он был уже в дошкольном детском доме, скоро — перевод в школьный детдом.

— Мой совет, — сказала воспитательница. — Не говорите сыну сразу, что забираете его совсем. Мальчик ранимый, большой уже, пять лет. Если у вас что-то не сложится, это будет тяжелой травмой.

— Такое случается?

— К сожалению, слишком часто. У него все в порядке с развитием. Но после четырех лет пребывания в приютах он — детдомовец. Перевести его за ручку в статус домашнего ребенка — тяжелейший, кропотливый труд, нужно много терпения и любви.

— Вам показалось, что я недостаточно люблю Павла?

— Вы оставили его, — непримиримо сказала воспитательница. — Не хотела вас обидеть, просто знайте, что мы его ждем.