Встреча на подсолнуховом поле

В последние несколько дней Даша видела Мирайн только по вечерам, а до этого женщина почти все время проводила с лекарем саркина или с ним самим, в перерывах между встречами корпя над какими-то свитками и старыми книгами в кабинете лекаря. Поначалу рассказ женщины шокировал ее, вогнав в состояние растерянности, Даша не знала, как теперь вести себя с подругой, однако, почувствовав ее смятение, Мирайн успокоила девушку, что все в порядке и ей не стоит так сильно переживать из-за ее истории. Дашу это особо не приободрило, однако она все-таки постаралась не концентрироваться на рассказе целительницы.

Тогда, уже ночью вернувшись в комнату, девушка долго не могла уснуть, впечатленная словно бы отпечатавшимися в ее собственном подсознании образами прошлого Мирайн. Проворочавшись в постели больше часа, она зажгла свечи и раз за разом перечитывала оставленное Дзином письмо, находя в ласковых строчках так желанное успокоение, пока в конечном итоге дрема не одолела ее прямо в кресле, где девушка и устроилась, завернувшись в тяжелое покрывало, надеясь внутри него спрятаться от пронизывающего холода и охватившей тело дрожи.

– Все в порядке, Даша? – выдернул ее из мыслей голос молодого человека.

– А? – не сразу сообразила девушка и кашлянула. – Да, прости, я задумалась.

– Если тебя что-то тревожит, то расскажи, – перевел на нее участливый взгляд Вереск. – Незачем держать все в себе, от этого станет только хуже.

– Да, но… – Даша опустила взгляд в пол, нахмурив брови. Она не могла рассказать, что тревожит ее, поделиться, как липкие образы чужого прошлого по ночам пробираются в ее сны, затягивая в непроглядную черноту неясных кошмаров. Однако с губ невольно рвался давно не оставляющий ее вопрос, и, на мгновение прикрыв глаза, девушка прошептала: – Почему хорошие люди должны страдать?

– Ну, – юноша растерянно взъерошил волосы на затылке. – Кто его знает.

– Люди, вроде Айзека, живут, и никакие беды и горести их не касаются, напротив, они сами всем причиняют боль и заставляют страдать. Они мучают окружающих как намерено, так и по обычной привычке, но им за это ничего не бывает. Боги оставляют их безнаказанными, люди оставляют их безнаказанными, и порою мне начинает казаться, что доброта губит. Не лучше ли закрыться и думать только о себе? Тогда ты будешь сильным, и никто не сможет обидеть тебя и причинить боль, – Даша зябко поежилась. – Никто не сможет ранить.

– Я думаю, лучше заблуждаться в людях и порой разочаровываться, чем и вовсе никому не доверять и от каждого ждать подвоха, – участливо посмотрел на нее юноша, открывая массивную резную дверь. – Люди, конечно, жестоки в большинстве своем, однако не стоит от всех закрываться. Иначе твои чувства со временем притупятся или полностью исчезнут, ты потеряешь себя. И уже ни с кем не сможешь сблизиться. Как по мне, это слишком большая плата за сохранность душевного покоя. К тому же зачастую снова открыться другим будет очень тяжело, а порой и вовсе невозможно. Это излишне рискованный шаг, пусть он и выглядит заманчиво, иллюзорно обещая так желанную любому человеку душевную безопасность.

– Тебя предавали, Вереск? – оглянувшись в пол-оборота, спросила Даша.

– Нет, – безмятежно пожал плечами молодой человек. – Не думаю.

– Ты говорил о времени, когда был любим и нужен. А что с тобой произошло потом?

– Ничего особенного, – прикрыв ладонью от слепящих лучей уже не греющего солнца лицо, юноша выглянул в окно, мимо которого они проходили. – Можно сказать, я потерялся. И был очень испуган, что навсегда лишился кое-кого для меня важного, но теперь я даже рад, что все так повернулось. Я познакомился с тобой, и думаю, обрел нечто ценное для себя во всем, что с нами случилось. За это время я узнал много того, что никогда не чувствовал прежде. И я очень счастлив, пусть поначалу мне и казалось, что мир для меня исчез, теперь я вижу: это было только начало.

– Мне нравится слушать тебя, – легко улыбнулась Даша, – и твой теплый голос.

– Не смущай меня, – звонко засмеялся молодой человек, сворачивая к библиотеке.

– Помню, когда я была маленькая, то подолгу жила в Клеодерне у сестры моей бабушки. Она все повторяла, что у девушки должно быть образование, чем она и занималась со мной. Именно тогда я и выучилась счету и грамоте, как и основам этикета, однако постоянно болела и, в конечном итоге, пришлось оставить уроки. Раньше я на них даже немного злилась из-за строгости второй бабушки, но теперь эти воспоминания согревают меня. А ты, Вереск, кто учил читать тебя?

– Ну, – растерянно отбросил светлые волосы со лба юноша, – я уже и не помню.

– А говорил, что память замечательная, – беззлобно укорила его Даша.

– Я ошибался, – смущенно хихикнул Вереск, заходя в помещение библиотеки.