– Да, – без заминки ответила женщина, не сводя взгляда с трепещущего в камине огня. – Я тогда была даже помладше твоей сестры, мне только исполнилось девять. При дворце мне было скучно, и я часто убегала в лес, который в скором времени знала лучше, чем собственные покои и замок, где поначалу умудрялась постоянно плутать, потерявшись. Ровесниц моих там почти не было, что делало и без того скучные будни еще тоскливее. С каждым месяцем находиться там было все тяжелее, и, в итоге, я все-таки вернулась домой, в родной город… Прямиком навстречу к своей судьбе, – Мирайн едва заметно вздрогнула, – к своему второму рождению.
Женщина вдруг широко улыбнулась и вскинула на Дашу взгляд, в котором та отчетливо увидела плещущиеся волнение и тревогу.
– Можно я расскажу тебе? – дрогнувшим голосом спросила Мирайн.
Даша молча кивнула, не сводя беспокойного взгляда с подруги.
– Мне бы не стоило вываливать на тебя все это, – горько усмехнулась целительница, – да и я собираюсь рассказать совсем не о приятных вещах, но… – поставив кружку на стол, она плотнее завернулась в накидку и как-то вся съежилась, словно ей в одно мгновение стало нестерпимо холодно. – Но держать все это в себе почти не осталось сил, мысли о произошедшем не оставляют меня даже спустя столько лет, прогрызая разум подобно проклятым червям. Мне все чаще начинает казаться, что я попросту схожу с ума, затравливаемая собственными воспоминаниями и бессилием их отпустить. А рассказать мне было не кому, да единственный дорогой человек, с которым я была готова поделиться своим страхом, и не смог бы понять мою боль. Не из собственной черствости, нет, просто многие вещи кажутся смехотворными для того, кто сам и не пережил и не испытал той боли и ужаса.
Переведя дух, Мирайн продолжила:
– Я вернулась домой, когда мне было одиннадцать. Мой город расположен ниже Плае и так же является крупным и многолюдным, с богатыми постройками и чудесной архитектурой. Молтер. Я же вторая дочь его управленца. У нас была большая семья: помимо меня, еще четыре дочери и два сына-близнеца. Мне нравился наш светлый большой дом, и я любила своих родителей, которые являлись нашей поддержкой и покровителями, всегда помогали и были готовы выслушать о наших детских проблемах, не бранясь и не осуждая. У меня было счастливое детство, пока…
Пальцы нервно впились в плечи, сминая ткань накидки.
– Отца обвинили в государственной измене, а это означало, что все наши владения переходили государству, сыновья должны были подвергнуться допросу и быть казнены, как и сам отец, а жена и дочери отданы в дома терпимости или в служанки благородным дамам. В один миг из знатного рода мы стали для других не больше, чем просто вещами, мусором, никем. Наших слуг перебили или отдали в другие поместья, но с нами… Я не знала, что случилось с отцом, он был отдельно от нас, только спустя время увидела уже полусгнивший раздетый труп, подвешенный на площади. Мы же… стража, что ворвалась в наш дом, не схватила нас, чтобы запреть до окончательного решения наших судеб в тюрьму, она…
За окном прокатился мертвенный раскат грома.
– Вам повезло, что во дворце Клеодерна стража вас не поймала.
– Это благодаря Тину, – хрипло промолвила ошарашенная как предыдущими словами подруги, так и резкой сменой разговора, девушка, – и дворецкому. Йован помог достать лошадей, без которых нам бы не удалось уйти далеко и спастись.
– О да, – со всхлипом все же хихикнула Мирайн, – этому как-всегда неймется.
– Ты знакома с ним? – удивленно вскинула брови девушка.
– Знакома ли я с ним? – усмехнулась она. – Я его жена.
– К-как жена? – оторопело выдавила Даша, изумленно уставившись на подругу.
– Законно и давно, – фыркнула целительница, и ее, на мгновение посветлевший взгляд, вновь заволокла мрачная пелена. – Я бы никогда не встретила Йована, если бы не произошедшее со мной. А если бы не Йован, я бы никогда не встретила тебя и многих других людей, потому что после того, что произошло дальше, я не единожды пыталась убить себя. И убила бы, коли не Йован. Ворвавшаяся в дом стража оставалась там еще четыре дня, ставших для нас истинным проклятием, точно дом вдруг оказался в преисподней. Эту боль я не забывала никогда. Через месяц мне исполнится тридцать семь, с того времени прошло двадцать шесть лет, но я всегда помнила. Воспоминания и боль ядом въелись в меня.
Отведя взгляд к окну, Мирайн долго молчала, прежде чем вновь начать рассказ.