Григорий крутнул головой с таким страшным выражением на лице, будто хватил стакан уксуса, и вперил глаза в Алексея:
— Не темни, Лексей, не темни. Повинись, лучше будет. Уволили его за прогулы, вот что! — Григорий стукнул кулаком по столу.
— Уволили? Как же это получилось? — спросил Федор Алексея. «На две недели всего уехал со стройки, и вот… история».
— Обыкновенно, — неохотно, хмуро, опустив глаза, проговорил Алексей. — Аванс получили, пошли обмыть. Свои бригадники уговаривают, не откажешься…
— Здорово получается: вы, значит, гуляете, а самосвалы ваши стоят! А стройка задыхается без транспорта! — рассердился Федор.
— Стройка, все стройка! — с вызовом сказал Алексей. — Все вкалывай да вкалывай… А я человек, не трактор!
— Да какой же ты человек, Лешка? Дерьмо ты, а не человек, — тяжело вздохнул Федор. — Что ж делать будешь?
— Не знаю… Тебя ждал…
— Ну да, чтоб я просил помиловать моего братца-прогульщика. Пойми же, стыдно мне за тебя! Стыдно!
Мать заплакала, вытирая глаза полотенцем.
— Федя, да ты уж смирись, поклонись начальникам, в последний раз похлопочи… Без дела Алешка совсем с панталыку собьется…
И Григорий стал просить за Алексея, пообещал, что в случае чего сам ему пониже спины кнутом пройдется.
Да, без надзора брата оставлять нельзя, задумался Федор. А на стройке ни одна бригада уволенного не возьмет. Остается одно: под свою ответственность принять его к себе на плотину. И глаз с него не спускать.
Федор объявил свое решение и погрозил брату кулаком:
— Ну, Лешак болотный, подведешь меня — пеняй на себя!
Григорий обрадовался, вскинул застоявшуюся на столе стопку с вином:
— Вот и порешили! Вот и хорошо! Теперь за благополучие Лексея на новой работе!
— Ты хоть женился бы, что ли, орясина непутевая, — сокрушенно сказала мать Алексею. — Может, остепенился бы…
Тот ухмыльнулся:
— Еще чего придумала!
— Ну ладно, мать, перестань зудить, — поморщился Григорий. — Давайте, сынки, за мир и согласие!
— Куда спешишь? — остановила его мать. — Федя с дороги, дай человеку закусить.
— Ничего-то ты не понимаешь, мать! Радость у нас — сыновья приехали! Гляди, орлы какие! Один инженер на огромадной стройке, другой шофер-водитель, самосвал у него на сорок тонн. На нем нашу избу можно зараз увезти. Можешь, Лексей?
— Могу, батя, с курятником твоим в придачу увезу, — гордо заулыбался Алексей.
Федор спросил о старшей сестре Любе. Хорошо живет Люба с мужем, мирно, ответила мать. Правда, зарабатывает Петр немного, дети выросли, расходов прибавилось, да и соблазнов всяких теперь в магазине много появилось. Пусть переезжают к нам на стройку, посоветовал Федор. У нас Петр больше заработает, в гидроцех требуются мотористы на катера. Ребят устроят в детский сад, и Люба на стройку пойдет, специальность получит.
Таня услышала разговор Федора с матерью и робко спросила, хотя глаза ее горели нетерпением:
— Федечка, а мне можно к тебе на стройку? Десять классов я закончила. Райком дает мне комсомольскую путевку на строительство ГЭС.
— Правильно, Танюша! — согласился Федор. — А потом поедешь учиться в педагогический институт, как мы с тобой договорились.
— Ну вот, еще одна птица крылья навострила, из гнезда лететь хочет, — обиженно глядя на младшую дочь, промолвила Надежда. — Останемся мы, дед, скоро с тобой одни в избе…
Григорий обнял Николку, своего любимца:
— Колюнчик батьку с маткой не бросит… Наш поскребыш хозяином в доме будет.
Но и Колька капризно протянул:
— Скукота здесь. Кино нету, мороженого не продают…
Григорий обиженно оттолкнул сына.
— Да, никто в тайге жить не хочет… Зашебуршился народ, как тараканы на печке… Все на стройки, в города кинулись…
— И верно делают! — с вызовом сказала мать. — Кому охота горбом бревна ворочать?
— Это верно, — язвительно заметил Григорий. — Все образованными стали. Тяжелую работу никто делать не хочет. Механизацию подавай, чтобы сигаретку покуривал да кнопки нажимал! Обленился народ. Все легкой да сладкой жизни захотели. В тепле чтобы и комары чтобы не кусали… Потому наш леспромхоз план и не выполняет!
— А я не держу тебя, Танюшка, — продолжала мать. — Мы с отцом жизнь прожили, а что видели в лесу дремучем? Уезжай, ищи светлой жизни. Останешься и захряснешь в девках. Парни-то теперь из армии в Улянтах не возвертаются, на стройки вербуются.
— Спасибо, мамочка! — обняла ее Таня. — Как хочется побывать везде, все увидеть!
— В следующий раз в Москву поеду — тебя возьму, — пообещал ей Федор.
— Ой, Федечка, неужели? И я увижу Кремль, Красную площадь, Дворец съездов, Третьяковку?
Со скрытой завистью и недовольством слушал Григорий детей, которые так легко покидают дом, родителей.
— Конечно, Москва не наш Улянтах — столица!
— Дай срок, отец, — успокоил его Федор. — Скоро все в город, в Сибирск переедем. Белокаменные дома, улицы в огнях разноцветных. А в квартирах центральное отопление, горячая вода, ванны, телевизоры. Для готовки электрическая плита.
Григорий озабоченно посмотрел на Федора:
— Значит, туды, на этажи, поросенка иль курей не затащишь? Опять же, огорода нет. Что же мы с матерью делать там будем? От безделья затоскуешь.