Хотя о чём тут говорить. Я с трудом сдерживала тяжёлые вздохи. И старалась аккуратнее. Юлька, прав был Костя, была на редкость терпеливой, хоть и вздрагивала, и кусала губы, и морщилась на каждое моё прикосновение. Но был предел терпения и у неё, и я старалась закончить быстрее — ей нужна была помощь, а не осмотр. Главное, был образец ДНК — сперма. Остальное уже у хирурга на столе. А что понадобится хирург и шовный материал было видно даже при поверхностном осмотре. Этот сука явно не церемонился и ничего не боялся. Был действительно чертовски зол, судя по синякам на теле, ссадинам на её запястьях и лодыжках, за которые она была привязана, багровому следу на шее — видимо, душил, — и до сих пор кровоточащим разрывам. Развлёкся знатно.
— Всё, моя девочка, — наложив повязку на плечо, накинула я простыню на её истерзанное тело. И махнула медсестре. — Ты молодец, держалась как боец и всё правильно сделала, — имела я в виду подписанные бумаги и написанное её дрожащей рукой заявление. — Сейчас отвезём тебя в хирургию, а потом уже поговорим, когда от наркоза отойдёшь.
— Вы же хотели мне что-то сказать, — измученная, обессиленная, зарёванная, она даже голову не подняла с каталки.
— Потом, потом, всё потом, — пожала я её горячую ладошку. — У палаты поставим охрану, так что ничего не бойся.
— Я не боюсь. Но если вы про беременность, — она тяжело, отрывисто вздохнула, — то это уже неважно. Жених всё равно меня бросил. Никакой свадьбы не будет. Поэтому отец и акции Алескерову сам предложил.
— К сожалению, я не про беременность. Про неё ты сама ему скажи, жениху, — кашлянула я, словно запершило в горле, — когда придёт.
— Он не придёт, — уверенно покачала она головой, отвернулась. Из-под закрытых век снова потекли слёзы. — Больше не придёт. Я ему больше не нужна.
В груди заныло. Я прикусила щёку изнутри. Тяжело вздохнула.
Не мне бы её утешать. Не мне стоять сейчас рядом. Но жизнь — такая злая насмешница, всё перепутала, перекроила, связала тугими узлами не там, где надо.
— Пустите ко мне Камиля, — повернулась она.
— Кого? — удивилась я.
— Ну второго, телохранителя, — слабо улыбнулась она на мой вопрос.
— А фамилия того, кого он охраняет, как?
— Алескеров, — вздохнула она, прикусив губу. — Ренат Алескеров.
Увы, мне ни о чём не говорило его имя.
Я проводила их с медсестрой до стационара на лифте. Из рук в руки Юлию Пашутину у меня принял дежурный хирург. А я устало побрела назад к лифту.
Но день на этом явно не хотел заканчиваться.
Я так и застыла в коридоре, когда спустилась.
Опергруппа, что приехала на «вызов» в количестве пяти человек со следователем и судмедэкспертом, стояла теперь в полном составе у входа. А точнее: держала оборону.
— Господин Алескеров! — спешил к ним на помощь пожилой охранник. — Не вынуждайте меня вызывать наряд…
— Да пошёл ты! — перемежая брань глотками из початой бутылки, орал во всю глотку молодой мужчина. Высокий, подтянутый, с идеальной щетиной на лице, которое редко увидишь и на экране, не то, что в жизни. И он вёл себя не просто вызывающе — агрессивно. Размахивал почти пустой квадратной стеклотарой. — Ты вообще кто? А ты? — бросался он грудью на оперативников, что не позволяли ему пройти дальше вестибюля. — А тебя я запомнил, — дёрнулся он в сторону следователя, что уже убрал в карман удостоверение. — Тебе тоже хана! Ты вообще слышал кто я?
— Конечно, — невозмутимо взял следователь лист у стоящего рядом Кости. — Алескеров Ренат Азимович. — Зачитал год рождения. Потом поднял бумагу к лицу Алескерова и только что не припечатал ко лбу. — А вот это у меня знаешь, что? Заявление об изнасиловании.
— Да пошёл ты! — недоверчиво прищурившись, отмахнулся тот бутылкой. — Просто дайте сюда эту психованную дурочку. И вам всем ничего не будет. Она, между прочим, машину у меня угнала. Это я на неё должен заявление писать. Примете? — гнусно усмехнулся он.
— Эль, не подходи, — остановил меня Костя и я встала рядом с ним, не веря своим глазам. Пытаясь представить, что вот этот «принц Персии» мог сотворить такое с девушкой. Вот этими руками, что он сейчас махал.
Такой красивый парень! И не знаю, каких он был кровей, но назвать его «хач», как сказала Юлька, у меня бы язык не повернулся. А вот «сука» — легко.
— Эй ты, примешь заявление, старый козёл?
— Да ты бессмертный я вижу, — вернул следователь Косте заявление, подтянул рукава своего мятого костюма и, выйдя вперёд, вдруг схватил Алескерова за грудки, встряхнул как следует, а потом оттолкнул от себя.
Тот отлетел. Не удержался на ногах. Бутылка опасно саданула по стеклянной стене входа, когда он упал. И, вращаясь, покатилась по полу, когда, отшвырнув её, Алескеров не без труда, но всё же поднялся.
— Ну всё, падла, тебе хана. Хана! — оскалился он на следователя.
Казалось, он с трудом стоит на ногах. Весь разболтанный, как на шарнирах, нервный. Со стеклянным взглядом. Возможно, не просто пьяный, а ещё на какой-то дури.
От страха я вжалась в Костю. Но следователь не дрогнул.