— Ты не поверишь, но эта Юлька такая Юлька. Она всё это время была беременна, Паш. От Камиля. И когда просила, чтобы я соврала. И в ту ночь, когда использовала на Алескерове уже знакомый тебе «волшебный порошок» — довела так, что у того предохранители перегорели, но он не помнит что творил, — она боялась только одного — потерять ребёнка, поэтому и приехала ко мне в клинику. Но, к счастью, не потеряла. И когда была опасность, что её ребёнок наследует синдром Лея, ведь побледнела, но не призналась.
— Но зачем эта ложь?
— Затем, что ей проще было соврать, чем сказать правду, что это не твой ребёнок. Тебе она больно делать не хотела. Но хотела выпутаться из этой истории. И боялась, что кто-нибудь догадается про Камиля и использует это. Быть бездушной сукой, для которой нет ничего святого, ей куда проще, чем кому-то открыться, довериться и признаться в том, что она тоже умеет дорожить, плакать и… любить.
Я тяжело вздохнул.
— Но как ты поняла про беременность?
— Хотела бы я гордо сказать: я её врач! — улыбнулась она. — Но не скажу. Я первый раз засомневалась, увидев её первичные анализы. Она якобы вколола себе две ампулы гонадотропина, а уровень ГХЧ был максимум на срок в две недели. Но тогда я не придала этому значения. По-настоящему я засомневалась только когда увидела отчёт хирурга.
— И что там было?
— При изнасилованиях есть две обязательных процедуры: профилактика заболеваний и профилактика беременности. И вот первое провели. А второе — нет.
— Потому что она уже была беременна?
— Да. И я подумала, что это ошибка. Думала, что хирург сделал отметку исходя из моих данных, как её лечащего врача. Но нет. По протоколу они обязаны были сделать экспресс-тест самостоятельно, и их тест показал срок вот к тем двум неделям плюс ровно столько, сколько времени прошло.
— Она всё же сумасшедшая, — покачал я головой.
— И очень целеустремлённая. Она ведь сблизилась с Алескеровым только чтобы найти Камиля.
— А заодно забралась в его дом, паспорт и душу?
— И даже когда казалось, что спасения нет, все равно как та кошка приземлилась на лапы, умудрившись забеременить от того, кто был важен ей. От того, кого Алескеров пытался использовать против неё. И она пыталась вас всех защитить, Паш. Как могла. Тебя, отца, своего малыша. Как бы это абсурдно ни звучало. Но если бы не акции, которые отец обещал ей отдать только после свадьбы с тобой, она бы с тобой сама рассталась, а не разыгрывала оскорблённую невесту, когда ты ушёл. Но ты ушёл, она беременна, Алескеров наседает. Всего сейчас и не упомнишь, через что ей пришлось пройти. Но, главное, она справилась. Мы все справились, — обняла меня Эльвира. — Я надеюсь, теперь она обернет всю свою целеустремленность на то, чтобы стать хорошей матерью и это её изменит.
— Значит, она полетела к Камилю?
— И снова нет, — улыбнулась Эльвира, глядя как Матрёшка машет всем улетающим, кто проходит мимо. — Кто знает, как у них всё сложится. Она полетела за мечтой, Паш. За своей несбывшейся мечтой.
— Потому что нельзя предавать мечты, — согласно кивнул я.
Мечты не умирают. Не горят в огне, как и рукописи. Не проходят, как лёгкая простуда. Не исчезают по утру, как сны.
Даже если верите в невозможное, верьте до конца.
Несбывшиеся, они всё равно не отпустят.
А сбывшиеся — удел смельчаков.
Тех, кто не побоялся бросить вызов.
Тех, кто падал и вставал, но шёл.
Тех, кто на самой отвесной скале однажды напишет: мечты сбываются.
Тех, для кого однажды всё может начаться даже со лжи.
Конец