Всё, что у меня есть

— Успокойтесь немедленно! — прикрикивает на сыновей Элиза. — Юнас, Стиан, ну-ка тихо!

— Отношения с отцом важны для любого ребенка, — продолжает Кристин. — Думаю, суд с большой долей вероятности примет это во внимание.

— Юнас, — кричит Элиза, — ты что, не слышишь? Стиан, хватит!

Помню, в детстве тетя Лив говорила нам: «Ваш отец не из тех, кто печется о славе, деньгах, власти, как многие другие адвокаты, он такой добрый и щедрый. Такие на дороге не валяются».

— Элиза, это бесполезно! — вступает Ян Улав.

Когда мы были маленькими и тетя Лив с Халвором проводили у нас целое лето, в ее поведении чувствовалось какое-то подобострастие, желание угодить — в том, как она помогала маме с нами, с домом, с ягодами и вареньем. «Это еще кто кому помогает! — восклицала мама, обращаясь к отцу. — Мы даем Лив и Халвору возможность побыть в семье, обеспечиваем едой и крышей над головой, дарим им летние каникулы».

Папа воспринимал историю жизни тети Лив как данность, но для мамы все было не так однозначно, словно всем было очевидно, что она имела право смотреть на тетю Лив свысока, но не делала этого. Тетя Лив была обречена на мамину щедрость.

Тетя Лив пела дифирамбы маминому и папиному хорошему вкусу, мебели и обоям. Она хвалила катер и дачу, еду, когда не сама ее готовила. Это не выглядело нарочито, тетя Лив порой иронизировала по поводу пережаренных котлет и давала советы насчет соуса. Но все это делалось с безграничной доброжелательностью и благодарностью.

— У меня в голове не укладывается, — говорила мама папе. — Как будто в ней нет зависти и горечи, как такое возможно? Как думаешь, Педер, это возможно?

Папа смотрел на нее поверх газеты.

— Одно удовольствие, когда Лив гостит у нас, — сказал отец, — она такая позитивная.

Мама умолкала. У нее самой начисто отсутствовала способность быть счастливой. Откуда в ней бралось столько недовольства и злости? И откуда ж взяться счастью, когда тебя занимают одни несчастья? Маму словно одолевал зуд, и облегчение приносили только сплетни о тете Лив у той за спиной.

Мне хочется совершить что-нибудь удивительное. Например, открыть маленькое кафе или бар. Придумать беспроигрышный маркетинг, сотрудничать с интересными людьми, не разделять работу и свободное время, друзей и коллег. Изобретать новые напитки. Когда нужно, менять режим дня. Медленно, но верно добиваться успеха, так чтобы моей семье стало стыдно из-за их раздражения и сомнений во мне. С Элизой что-то происходит. Она смотрит на меня, поднимает свой пустой бокал, тянется за бутылкой и наливает немного вина. Оказывается, на горизонте появился Боб. Он выглядывает кого-то, видит нас, светлеет лицом и что-то говорит приятелю. Боб пробирается к нам между столиками, делает комплимент Элизиным сережкам, и она невольно тянется к уху и быстро отдергивает руку.

— Садись с нами, — произносит она.

Я пытаюсь тайком поблагодарить ее взглядом, но теперь она смотрит не на меня, а вниз, потом переводит взгляд на море и опять на Боба. Он оглядывает присутствующих и понимает, что те не против, чтобы он остался за нашим столиком. Боб занимает место рядом со мной, напротив Элизы. Стиан и Юнас лежат под столом на животе и играют.

Боб достает пачку сигарет и хочет всех угостить, но у меня и папы есть свои. Тогда он делает знак официанту и просит принести бутылку вина и бокал. Он обводит всех взглядом и говорит: «У всех есть бокалы?»

На столе стоит почти полная бутылка вина.

Я прикуриваю сигарету. Боб курит «Лаки Страйк».

— Ну как вам здесь, нравится? — спрашивает он.

— Здесь прекрасно, — отвечает тетя Лив.

Бобу приносят вино, официант убирает со стола грязные тарелки.

— Вы замечательная семья, — говорит Боб. — Обожаю такие семьи. Моя вот недостаточно сплоченная, чтобы называться семьей.

Он подает пачку сигарет Элизе, и она протягивает руку.

— Да, что-то и мне покурить захотелось, — произносит она.

По лицу Яна Улава пробегает тень — не раздражения, не разочарования — нет, а недоверия и подозрения, что его предали. Боб отдает пачку Элизе.

— Ты же не куришь, Элиза, — выдавливает из себя Ян Улав.

Элиза улыбается, расправив плечи и тряхнув волосами, которые легкими волнами разлетаются по плечам.

— Когда-то я много курила, — говорит она. — Но это было до того, как я встретила тебя.

О том, что это не первая ее сигарета, можно догадаться по тому, с какой жадностью и удовольствием она затягивается и отворачивается от Яна Улава, словно хочет отвоевать это право для себя — курить и получать удовольствие.

— Сигарета тебе идет, — говорит Боб и с улыбкой смотрит на Элизу, подперев голову руками.

— Нет, все же курение не идет никому, — вступает мама.

— Мне почему-то всегда ужасно хочется курить, когда я подписываю рождественские открытки, — говорит Элиза.

— А я не могу выкурить только одну сигарету, — замечает тетя Лив. — Если я сегодня позволю себе одну, завтра выкурю уже двадцать.

Боб наливает еще вина себе и тете Лив. Папа показывает на бутылку, которую заказали мы.

— У тебя такие нарядные косички, — говорит тетя Лив. — Как ты их заплел?