Всё, что у меня есть

Мы с тетей Лив и Халвором сходили на могилу Бенедикте в день ее рождения. Кладбище было таким огромным, что казалось, будто тетя Лив не сразу сориентировалась, где похоронена Бенедикте. На ее могильной плите сидел мраморный ангел, руки которого были сложены и прижаты к одной щеке, надпись на груди — «Скучаю по тебе». Грязь и пыль покрывали личико ангела, въелись в белоснежные локоны, в складки рук. На могильном камне выбиты звезда напротив даты рождения и крест напротив даты смерти. Второе июля и 12 октября 1966 года и слова «Спи сладко». У тети Лив с собой было растение в горшочке — голубые цветы и бахромчатые листья, — она пересадила его в бледно-розовый горшок, присыпала и утрамбовала землю.

— Маленькое мое золотце, поздравляю, сегодня тебе исполнилось бы пять лет, — сказала тетя Лив. — Мы будем есть мороженое, как жаль, что ты не с нами.

Весь дом пропитан отчаянием, оно перед открытой дверью холодильника, на лестнице и на застекленной веранде, окна которой выходят на лужайку, укрытую снегом. Из гостиной я слышу, как лошадь Маттиса мчится галопом, а Маттис кричит зычным голосом: «У меня больше нет дочери!» Я кладу на блюдце два блинчика и поливаю сверху кленовым сиропом, отрезаю большие куски и отправляю в рот, стираю пальцем с поверхности кухонного стола пятно черничного варенья.

Счастливая жизнь

Октябрь 2010

— Ты разве не собиралась бросить курить? — интересуется Майкен.

Я кладу блок «Мальборо лайт» в пакет вместе с кремом от солнца, двумя бутылками «Шабли», большой упаковкой «M&M’s» и подводкой для глаз, которую выбрала себе Майкен.

Мама медленно бредет к гейту, Майкен идет следом, она только что причесалась, собрав волосы в длинный хвост, на ней свитер с широким горлом, с одной стороны выглядывает бретелька бюстгальтера. Майкен оборачивается, смотрит на меня и спрашивает: «Может, купим что-нибудь попить?»

Кругом полно людей с сумками, бумажными стаканчиками с кофе, мобильными телефонами. Какая-то пара стоит обнявшись, а поодаль двое, наоборот, отстранились друг от друга. Здесь высокие потолки, ощущение простора. Вот стоит ребенок, кажется, что он ничей, сам по себе. Я отвечаю за саму себя, и за свою дочь, и за маму, у меня в руках три паспорта и три посадочных талона, это дает мне приятное чувство уверенности.

Однажды мы с Трондом Хенриком отправились в Париж и в аэропорту встретили Гейра, прямо на пункте личного досмотра. Первое, что я почувствовала, была радость и ощущение полноты жизни: у нас с Гейром внезапно наладились отношения, влюбленность в Тронда Хенрика цвела пышным цветом, и тогда под высокими сводами аэропорта Гардемуэн казалось, счастье лежит у меня на ладони. Я что-то быстро и весело говорила. Когда я проходила через рамку, запищал мой браслет, его мне на сорокалетие подарил Гейр, и в этом браслете было столько очевидного смысла. Я любима! Я обхватила браслет, сжала его, сняла с руки и положила в один из пластмассовых боксов.

— Этот браслет всегда пищит, — пояснила я, — и тем не менее я вечно забываю его снять.

Я стояла перед моим бывшим и нынешним возлюбленными, широко расставив ноги и вытянув руки в стороны, настроение игривое, на щеках румянец, а каждый сантиметр моего тела тщательно ощупывал человек в униформе службы безопасности. Не могу сказать, что мне было так уж неприятно, я чувствовала себя вполне комфортно. Поодаль стоял Тронд Хенрик с отросшей за десять дней бородкой и новой стрижкой, он непринужденно беседовал с Гейром о цели нашего путешествия — о Париже, словно в жизни и в мире не существует ничего, кроме влюбленности и романтических путешествий, и мы никогда не столкнемся с какой-либо другой реальностью. Вдруг я вспомнила о Майкен, где она? Гейр взглянул на меня несколько удрученно, сам-то он полностью контролировал ситуацию, он же мне уже говорил: Майкен осталась с его сестрой, с ней все в порядке. И я последовала за Трондом Хенриком в зал международных вылетов, будто выбрала одного из двух мужчин, хотя могла бы с таким же успехом выбрать и другого. А куда летел Гейр? Он не сказал. Да никто из нас его и не спросил.

Мама возится с ремнем безопасности, я помогаю ей защелкнуть пряжку, и она замирает, уставившись перед собой. Я рассказываю о том, что купила новую квартиру. Рядом со стадионом «Бислетт».

— Дорого? — спрашивает мама.

— Два миллиона четыреста тысяч, — говорю я.

Мама отворачивается от меня. Майкен листает самолетное меню.

— Там есть и ванна, и балкон, — замечаю я, но мама не проявляет никакого интереса.

— А у меня будет чердак-кровать? — спрашивает Майкен. Я киваю.

— Если хочешь, — отвечаю я. — Но на письменном столе под такой кроватью будет много пыли. Да и комната довольно просторная, там вполне можно разместить и обычную кровать, и письменный стол.