Всё, что у меня есть

Мама говорит, что Ян Улав заходил к ним и поменял лампочку в коридоре и еще батарейку в датчике пожарной сигнализации, последние два дня он пикал каждые полминуты.

Стену кухни украшают рисунки ее внуков, среди них — портрет принцессы, который Майкен нарисовала к какому-то из маминых дней рождения, — в желтых тонах, у принцессы желтые волосы, желтая корона, над ней желтое солнце, а у ног сидит желтая собака, раскрасить которую полностью Майкен не успела. Она тогда сидела за кухонным столом и должна была в этот день ехать к Гейру, и я сказала: «А ты разве не нарисовала открытку, как я тебя просила, в подарок бабушке? Теперь уже слишком поздно, у нее день рождения послезавтра, а ты в этот день будешь у папы». И она принялась рисовать с сумасшедшей скоростью, чтобы успеть закончить, пока Гейр не придет и не заберет ее. Она уставилась на лист бумаги, исступленно водя по нему желтым карандашом туда-сюда, раскрашивая собаку, и когда Гейр позвонил в дверь, мне пришлось забрать у нее карандаши, а в ее глазах сверкнул какой-то дикий злобный огонек.

Мама все говорит и говорит спокойным, лишенным эмоций голосом. Она рассказывает о своем рукоделии, как надоел дождь и про магазин, который закрывается и распродает рамы.

Она рассуждает о глажке постельного белья.

Говорит про Кристин и Ивара, которые продали дом и купили квартиру, а она стоила даже больше того, что они выручили за свой огромный дом.

О соседях, у которых дочь взяла отпуск на год, сидит в комнате в цокольном этаже и только и делает, что смотрит телевизор. День за днем.

Мама бросает взгляд на свои руки, кожа покрылась морщинами и пигментными пятнышками.

— Ничего, если я постелю тебе белье тети Лив? — спрашивает она. — Она всего две ночи на нем спала.

— Ну конечно, — соглашаюсь я.

Мама смотрит на меня, и я не могу понять, чем вызвана ее безропотность и апатия — тем, что она долго живет в состоянии отчаяния и безнадежности, или тем, что она относится к предстоящему уходу отца с равнодушием и смирением, потому что такова жизнь. Или она до конца не уверена, что жизнь без отца будет намного хуже, чем с ним, она еще сама не знает, у нее просто еще не было возможности выяснить это. А может, она не показывает мне своих настоящих чувств, потому что я младшая из дочерей, все самое трудное она взвалила на плечи Элизы.

От Тронда Хенрика приходит еще одно сообщение, когда я уже ложусь спать: «Майкен интересуется, когда ты вернешься. Я сказал, что ни черта не знаю».

Я отвечаю, что приеду домой завтра. Боже мой, Тронд Хенрик, теперь мы потеряли все. Я просыпаюсь, когда на часах уже девять, просыпаюсь в той комнате, которая когда-то была моей, смотрю на экран мобильного телефона — четыре пропущенных вызова и три сообщения, все от Тронда Хенрика. Мысли о нем теперь только вызывают ощущение фиаско, фатальной ошибки, слабости и глубокой печали.

Спускаясь по лестнице, я слышу странный звук, словно где-то вдалеке скулит животное. В гостиной кто-то есть, это папа сидит в одиночестве на диване. В комнате полутьма, только слабый свет от фонаря, установленного у гаража соседей, пробивается через листья комнатных растений. Голые скрюченные яблони за окном. Папа словно поет, не открывая рта, сдавленные гортанные звуки, но я узнаю мелодию Шопена — ту, где друг друга сменяют высокие и низкие ноты, его горло превращается в удивительный музыкальный инструмент. Папа обожает Шопена, Бетховена и «Битлз». Он любит своих дочерей, свою жену и внуков, свой сад и катер, и дачу в горах. Он любит тушеную баранину с капустой, и жареную скумбрию, и морошковый десерт. Он сидит практически неподвижно, двигается только голова, ритмично, медленно, и он напевает, мурлычет, не разжимая губ.

Мама обнимает меня и говорит бесцветным голосом, что надеется скоро меня снова увидеть. Папа машет из гостиной. Я подождала немного, чтобы услышать «удачи тебе», «надеюсь, ты справишься» или, может быть, «береги себя», но тщетно.

Выезжая от родителей, я набираю номер Тронда Хенрика.

— Ты возвращаешься? — спрашивает он.

— По крайней мере, сейчас.

— Девочки долго спали, — говорит он. — Я пеку блинчики.