Всё, что имели...

— Да что это мы на ветру, на морозе ведем разговор о таких важных делах, — прервал ее Леонтьев и с улыбкой пригласил: — Прошу к нашему… гаражу.

— Извините, спешу в горком, — отказалась Храмова.

Ее и в самом деле пригласили на совещание секретарей комсомольских организаций, даже порекомендовали выступить. К выступлению она подготовилась и сейчас на ходу повторяла про себя почти наизусть заученный текст.

Впервые зайдя в бывший гараж, Ладченко был потрясен увиденным: без привычного порядка стояли заиндевелые станки, заколоченные ящики с нетронутым оборудованием. Здесь же, прямо на цементном полу, горел, потрескивая, костер, а над ним грели озябшие руки Макрушин и Мальцев. Поодаль Грошев с двумя незнакомыми подростками прилаживал раму в расширенное окно. Другие окна тоже были расширены и кое-где уже застеклены, а в незастекленные врывался колкий ветер, взвихривая на полу красноватую кирпичную пыль.

— С приездом, Николай Иванович! — послышались голоса.

К Ладченко подходили инструментальщики, здоровались, расспрашивали о дороге.

— Ты-то, Николай Иванович, последним из нас уехал, как Левшанск-то наш, как там Тула? — поинтересовался Макрушин.

— На месте стоят. От самолетов отбиваются, — ответил с неохотой Ладченко, не имевший никаких достоверных сведений о положении на фронте.

— Что спрашивать? Небось, все читали о боях на Тульском направлении, — сказал Мальцев.

— Да, то было Брянское направление, Вяземское, а теперь и до Тульского дошло, — ни к кому не обращаясь, проговорил с тяжким вздохом Макрушин.

Все поприумолкли, опустили головы, как будто бы почувствовали свою вину в том, что враг подходит к оставленному ими городу.

— Наконец-то явился, не запылился, боевой зам! — воскликнул обрадованный Леонтьев и пригласил: — Прошу в наш кабинет.

Кабинетом был уже отгороженный свежими досками закуток с окнами на улицу и в цех. Здесь стояли два стола, железная кровать, чугунная печка-времянка с выведенной в окно жестяной трубой.

— Смотри, Павел Тихонович, кого я привел! — сказал Леонтьев.

Выскочив из-за стола, Конев стал тискать Ладченко, восклицая:

— Порядок! Вся наша семейка в сборе!

Радуясь, что наконец-то прибыл на место, Ладченко разочарованно ворчал:

— Не понимаю, неужели не нашлось более подходящего помещения для нашего цеха?

— Ох, и надоели мне подобные словеса, — рассердился Леонтьев, понимая, что камешек брошен в его огород. — Каждый почему-то считает своим долгом попрекнуть, уколоть: не требовал, пошел на поводу…

Конев поспешил повторить слова Рябова:

— У нас хоть крыша над головой, у других и этого нету.

— Плохое утешение, — махнул рукой Ладченко. — Странно это и трудно объяснимо, — продолжал он. — Оружейному заводу приказали эвакуироваться, а мало-мальски удобных помещений не предоставили. Это как называется?

— Сложности военного времени, — ответил Конев.

— Но почему они возникли, эти самые сложности? Ведь кто-то заранее должен был предусмотреть возможность эвакуации.

— Всего предусмотреть нельзя, — сказал Леонтьев.

— Именно так будет оправдываться тот, кто, грубо говоря, прошляпил. Не предусмотрели, не учли… Мы и в этих условиях постараемся наладить работу цеха. Но сколько потеряем драгоценного времени на доделку-переделку помещения. Вот что обидно!

Леонтьев прервал разговор.

— Обижаться будем потом, а сейчас — обиды на полку и за работу! — сказал он.

Казалось бы, все проще простого: какое-никакое помещение имеется, застеклены окна, вчерашние ремесленники Борис Дворников и Виктор Долгих щедро подбрасывают дрова и уголь в большие, заменявшие печи бочки, а значит, устанавливай оборудование и докладывай заводскому начальству: цех заработал… Инструментальщики и рады были бы отрапортовать, но станки надо ставить на специальные бетонные основания-подушки, а цемента для этого нет. Даже Рябов, ежедневно бывавший в цехе и готовый чем угодно помочь своим подопечным, разводил руками, с болью говоря:

— Цемент ожидается, а когда он будет — неизвестно… Давай-ка пошлем Ладченко в соседний город. Там — огромная стройка, возможно, оборотистому и пробивному Николаю Ивановичу удастся раздобыть энную толику цемента.

— Можно послать, — согласился Леонтьев.

Выслушав предложение, Ладченко с готовностью сказал:

— Попытка не пытка. Послушайте, братцы, а не прихватить ли мне с собой ружьишко?

— Зачем? — удивился Конев.

Леонтьев пошутил:

— А что, наставил ружье: выписывай цемент, не то нажму на курок…

— Непрактичные вы люди, — с нарочитым сожалением покачал головой Ладченко. — Вдруг тот, в чьих руках стройматериалы, охотником окажется. А какой же охотник останется равнодушным к настоящей тульской двустволке?

Зажав ладонями уши, Конев деланно произнес:

— Я ничего не слышал. А ты, Андрей Антонович?

— И я тоже.

— Суду все ясно! — заключил Ладченко.

3

Кузьмин попросил секретаря горкома Алевтину Григорьевну Мартынюк побывать у них на совещании.

— Это очень важно, — вежливо говорил он. — Ваше присутствие придаст особую значимость нашему разговору о делах насущных.

— Непременно буду, — согласилась она.