Читаем Всё, что имели... полностью

А сыр-бор загорелся из-за того, что ребятам из экспериментального цеха показалось, будто инструментальщики тянут к себе их станок.

— Разуйте глаза, братцы, наш станок, — спокойно сказал им Конев.

— Нет, наш! — стояли на своем экспериментальщики. Один из них, увидев подъехавшую легковую машину, метнулся к ней, а в следующую минуту возвратился к окружившим станок оружейникам в сопровождении главного инженера Константина Изотовича Рудакова.

— Грабеж среди бела дня! Станок им наш понравился, утащить захотели! — продолжали свое задиристые ребята из экспериментального.

— Павел Тихонович, ты чего молчишь? Скажи им, — подтолкнул Конева Макрушин.

Хитровато улыбаясь, тот с наигранной доброжелательностью заговорил:

— Нам чужого не надо, если мы ошиблись и станок действительно ваш, — забирайте. Но, други ситные, будьте любезные обратить внимание на одну безделицу. Вот здесь на станине металлом по металлу выбито: «ЦЛ-2». Объясните, пожалуйста, что сие означает?

Экспериментальщики недоуменно переглянулись, некоторые из них даже потрогали пальцами клеймо.

— Не знаете? Логично! — воскликнул Конев.

Хорошо знавший, какая железка и какому цеху принадлежит, не говоря уже о станках, Рудаков признался:

— Я тоже не знаю.

— Все проще пареной репы, — победоносно продолжал Конев. — «ЦЛ» — это цех Леонтьева, а двойка — это второй вариант.

— Ясно, — кивнул головой Рудаков и въедливо добавил: — Соображать надо, товарищи из экспериментального. За оплошность придется вам помогать инструментальщикам.

— Взяли, помощнички! — раздалась команда Мальцева.

Видя, как рабочие с шутками и смехом потащили станок дальше, Конев хмуро сказал главному инженеру:

— С помощью «Дубинушки» мы, конечно, кое-что перетащим. Но разве это дело?

— Претензии справедливы, с ними и обратись к Рябову, ему выделены машины, подъемная техника, — ответил Рудаков.

— Знаю. Он говорит: задержки не будет, оборудование перевезем. А куда? Видел, какой хороминой наградили инструментальщиков?!

— Опять же обращайся к Рябову. Он выбирал.

— Выбрал… Я к нему с попреками, а он в ответ: вам повезло, у вас крыша над головой, у других и этого нету…

Рудаков усмехнулся.

— Ты, конечно же, не поверил… Садись в машину, поедем, и посмотришь, где и как размещаются другие.

Склонив голову, Зоя Сосновская стояла перед Мариной Храмовой и слушала ее справедливые упреки:

— Когда я ставила тебя на учет, какое было предъявлено требование? Представить характеристику. Ты, Сосновская, отнеслась к этому не по-комсомольски, проявила вопиющую недисциплинированность. Ты и сюда приехала без характеристики!

Виновата, очень она виновата, потому что не сходила в школу за этим важным документом, все откладывала и откладывала, а потом, когда прочла в списке эвакуируемых и свою фамилию, совсем забыла, побежала не в школу, а в госпиталь: мама, что делать? меня включили в список… И мама приказала уезжать от войны подальше, и еще мама говорила, что и сама умчалась бы, да не на кого оставить старенькую, хворую бабушку…

— Здравствуй, Марина, рад видеть тебя в наших пенатах, — радушно сказал подошедший Леонтьев.

Марина Храмова сняла цветастую шерстяную варежку, протянула ему руку.

— Здравствуйте, Андрей Антонович. — Она сердито глянула на Зою. — Иди, Сосновская, и помни о нашем разговоре.

Более получаса они простояли у строящейся цеховой проходной будки, и продрогшая на ветру Зоя с удовольствием зашагала на почту, чтобы отдать подписанную начальником цеха и скрепленную заводской печатью доверенность на постоянное получение газет и писем для инструментальщиков.

Деловито, с начальственными нотками в голосе, Марина Храмова продолжала:

— Достоин удивления тот факт, что вы приехали без комсорга и что цеховая комсомольская организация бездействует. Это, Андрей Антонович, никуда не годится!

Леонтьев отвечал:

— Да, это плохо. К сожалению, в самый последний момент нашего комсорга вызвали в горком, и мы уехали без него. Думалось: догонит или приедет с другим эшелоном, но, как видишь, эшелоны приходят, а его нет и, надо полагать, не будет.

— Значит, надо подумать о новом комсорге.

— Думаем. С твоей помощью решим этот вопрос.

— Комитет комсомола предлагает кандидатуру инженера Смелянского.

— Достойный парень, — согласился Леонтьев. — Но тут вот какая закавыка: в дороге мы избрали Евгения Казимировича председателем цехкома. Прежний-то перед самым отъездом мобилизован в армию. В дороге же мы думали и о комсорге, решили рекомендовать на этот важный пост Сосновскую.

— Да вы что, Андрей Антонович! — возмущенно воскликнула Марина Храмова.

— Прошу извинить, не я лично, а рекомендует партбюро.

— Я вообще не понимаю, почему эта недисциплинированная девчонка оказалась в эвакуации, — ворчливо продолжала Храмова. — Доверить ей руководство комсомольской организацией одного из ведущих цехов завода — это, Андрей Антонович, будет ошибкой, большой ошибкой. Есть решение направить к вам в цех несколько ребят из ремесленного училища. Они — комсомольцы. Подумайте, какой пример покажет им эта Сосновская?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука