Всякая плоть – трава

– Насилу добрался до Элмора. Дороги забиты – жуть! Ты сроду такого не видал, что тут творится на дорогах. Всюду военные патрули, заставы…

– Но ты все-таки добрался. Ты мне и раньше говорил, что едешь в Элмор.

– Ну да, все-таки добрался. По радио услыхал про ту делегацию, которая ездила разговаривать с тобой, – сенатор, генерал и прочие. А когда попал в Элмор, слышу, они остановились в этой… как ее, черт… в «Кукурузе», что ли… забыл, как называется. В общем, я подумал – не мешает им знать, что делается у нас в штате Миссисипи. Может, тогда они лучше разберутся, что к чему. И пошел в эту самую гостиницу, к сенатору… думал, сумею с ним поговорить. А там сумасшедший дом. Народу кругом – не протолкнешься, полиция сбилась с ног, старается навести порядок. Репортеров – туча, кто с блокнотом, кто с микрофоном, кто с телекамерой… в общем, к сенатору я так и не пробился. Но с одним человеком я все-таки поговорил. В газетах были фотографии, и я его узнал. Дейвенпорт его фамилия.

– Биолог, – сказал я.

– Ну да. Ученый. Я припер его к стенке и объясняю – мне, мол, непременно надо видеть сенатора. Толку от него было чуть. По-моему, он даже не слыхал, что я ему говорил. Смотрю, он какой-то перевернутый, белый как полотно, и пот с него ручьями. Может, вам нездоровится, спрашиваю, может, я могу вам чем-нибудь помочь? Тут он мне все выложил. Наверно, у него просто с языка сорвалось. Может, он после и пожалел, что проболтался. Но он был до черта зол, вот и не стерпел, в ту минуту ему было на все наплевать. Понимаешь, он был прямо вне себя. В жизни я такого не видал. Вцепился в меня, держит за отвороты пиджака, придвинулся нос к носу, спешит, захлебывается словами, чуть ли не пена изо рта. Если б его совсем не перевернуло, он бы нипочем не стал так разговаривать, не такой он человек…

– Ну что ты тянешь! – взмолился я. – Объясни толком!

– Да, я забыл сказать: тут как раз объявили про летающее блюдце, которое ты с собой приволок. Радио только о том и трещит. Как эта штука выслеживает запасы урана и прочего. Ну вот, я стал говорить этому биологу, для чего мне надо повидать сенатора и про лабораторию в Гринбрайере. Вот тут-то он и вцепился в меня, чтоб я не удрал, и давай выкладывать. Мол, это условие, которое выставили пришельцы, чтоб мы раскидали ядерные запасы, – это гроб, хуже некуда. Мол, Пентагон решил, что эти пришельцы нам угрожают и надо их остановить.

– Элф… – пролепетал я.

У меня подкосились ноги, я уже понимал, что будет дальше.

– Мол, надо их остановить, пока они не захватили большей территории, а для этого есть только одно средство – сбросить на Милвилл водородную бомбу.

Элф задохнулся и умолк.

Я молчал. Просто не мог выговорить ни слова, будто меня расшиб паралич. Мне вспомнилось, какое лицо было у генерала во время нашего разговора нынче утром и как сенатор сказал мне: «Мы вынуждены на вас положиться, друг мой. Мы в ваших руках».

– Брэд! – с тревогой позвал Элф. – Алло, Брэд! Ты слушаешь?

– Да, – сказал я, – слушаю.

– Дейвенпорт сказал – как бы из-за этого нового способа выслеживать ядерные запасы военная братия не кинулась нажимать кнопки… мол, они сообразят только, что надо действовать поскорей, а то никакого оружия не останется. Он сказал – это все равно как идет человек с ружьем в руках, а навстречу дикий зверь. Без крайности убивать зверя неохота, а может, зверь еще вильнет в сторону и стрелять не придется. Ну а допустим, человек знает, что через две минуты останется без ружья: оно рассыплется, пропадет, мало ли… тогда волей-неволей пойдешь на риск и выстрелишь, пока ружье еще не пропало. Придется убить зверя, пока ружье еще у тебя в руках.

– Значит, теперь Милвилл и есть дикий зверь, – сказал я ровным голосом, я и не думал, что сумею говорить так спокойно.

– Не Милвилл, Брэд. Просто…

– Ну конечно, не Милвилл. Ты это скажи людям, когда на них сбросят бомбу.

– Этот Дейвенпорт прямо не в себе. Он не имел права мне ничего говорить…

– А по-твоему, он точно все знает? Утром они с генералом крепко поспорили.

– По-моему, он знает куда больше, чем успел мне сказать. Он говорил минуты две, а потом прикусил язык. Видно, спохватился, что не имеет права болтать. Но он вот на чем помешался. Он думает, военных может остановить только одно: гласность. Общественное мнение. Мол, если про этот их план узнает много народу, поднимется такая буря, что они не посмеют ничего сделать. Во-первых, люди возмутятся: это же гнусное, хладнокровное убийство, а главное, все рады пришельцам – тут кому угодно обрадуешься, лишь бы они покончили с этой проклятой бомбой. Ну и твой биолог хочет раскрыть секрет. Он так прямо не сказал, но, видно, он о том и хлопочет. Я уверен, он подкинет эту новость кому-нибудь из газетчиков.

У меня все перевернулось внутри, задрожали колени. Я прижался покрепче к столу, чтоб не упасть.

– Это безумие, весь Милвилл сорвется с цепи. Я же утром просил генерала…

– Как – просил генерала! Черт подери, неужели ты знал?!

– Конечно, знал. То есть не знал, что они на это пойдут. Просто – что есть у них такая мысль.

– И ты никому ни слова не сказал?!