Всевидящее око

– Вы можете поручиться за его характер? – спросил я.

Знаю, наглее вопроса не задать. Поручительством Артемуса являлось одно то, что он – кадет. Ведь он был направлен в академию представителем государства, разве не так? Сдал вступительные экзамены, выдержал почти четыре года деспотичного правления Сильвануса Тайера и следующим летом, если тому не помешает какая-нибудь катастрофа, должен приступить к исполнению служебных обязанностей. Одно лишь это вселяло уверенность в его характере.

Однако, как ни забавно, Хичкок бросился на защиту характера вовсе не Артемуса, а его отца, который, как меня просветили, получил пулевое ранение в битве при Лаколь-Миллс, был особо отмечен полковником Пайком за чрезвычайное усердие в лечении раненых, за все годы работы в академии никогда не порочил свою репутацию даже намеком на скандал…

– Капитан, – сказал я, чувствуя, что на меня, как всегда в таком разговоре, накатывает волна раздражения, – кажется, я даже не упоминал дорогого доктора. Разве упоминал?

В общем, он хотел дать мне понять, что Артемус Марквиз – выходец из замечательной семьи, выдающейся семьи, и что его участие в таких немыслимых актах… немыслимо. Да, Читатель, он начал повторяться… пока что-то не переключилось в его голове и не заставило замолчать на короткое время.

– Все же был один инцидент, – наконец сказал Хичкок.

Я замер.

– Да, капитан?

– Некоторое время назад, до того, как Артемус стал кадетом. Это было связано с кошкой мисс Фаулер.

Опять пауза на раздумья.

– Не могу вспомнить, – сказал он, – при каких обстоятельствах исчезла эта кошка, но точно помню, что конец ее был жуток.

– Расчленили? – предположил я.

– Скажем так: подвергли вивисекции. Да, я совсем забыл об этом. И именно… – В его глазах вспыхнул огонек удивления. – И именно доктор Марквиз уверил мисс Фаулер в том, что кошка умерла до того, как ее… четвертовали. Помню, что он очень переживал из-за инцидента.

– Артемус признался, что это его рук дело? – спросил я.

– Нет, естественно, нет.

– Но у вас были основания подозревать его?

– Я знал, что он умен, вот и всё. Не злобный, ни в коем случае, но со склонностью к проказам.

– А еще он сын доктора.

– Да. Еще он сын доктора.

Взбудораженный, капитан Хичкок вышел из круга света. Я видел, что он что-то перекатывает в ладони – кусочек мрамора? Шарик глины?

– Мистер Лэндор, – сказал капитан, – прежде чем мы пойдем дальше и поставим под сомнение чью-то репутацию, я прошу вас сказать, обнаружили ли вы что-нибудь, что связывало бы Артемуса с Лероем Фраем?

– Чрезвычайно мало, как ни печально. Нам известно, что Артемус на год старше Фрая. Нет никаких признаков того, что между ними было нечто вроде дружбы. Они никогда вместе не сидели в столовой, не ходили на занятия. Никогда не маршировали в одном строю и не сидели на одной скамье в церкви. Я опросил несколько десятков кадетов, однако не услышал, чтобы кто-то называл Артемуса в связи с Фраем.

– А что насчет этого парня, Боллинджера?

– Тут есть кое-что обнадеживающее, – сказал я. – Свидетельства, что одно время Боллинджер и Фрай дружили. Пару лет назад вместе обрушивали палатки на кучку салаг. Также оба короткий период состояли членами… проклятье, как же оно называется… амо… амомасон…

– Амософского общества[91].

– Именно. Фрай, более робкий, в отличие от Боллинджера, не участвовал в дебатах и вскоре ушел оттуда. После этого, насколько все помнят, вместе их не видели.

– И это всё?

Я почти хотел остановиться на этом, но что-то в его голосе – нотка безнадежности, что ли – побудило меня двинуться дальше.

– Есть и еще одна связь, – сказал я, – хотя это всего лишь предположение: Боллинджер и Фрай оба, кажется, были неравнодушны к сестре Артемуса. Из того, что я слышал, выходит, будто Боллинджер считает себя главным кандидатом на ее внимание.

– Мисс Марквиз? – спросил Хичкок, изгибая бровь. – Мне кажется, это маловероятно.

– Почему?

– Можете спросить у других дам, относящихся к преподавательскому составу. Мисс Марквиз прославилась тем, что отбивала охоту заигрывать даже у самых упорных кадетов.

У всех, кроме одного, подумал я, мысленно усмехаясь. Кто мог предположить, что мой маленький петушок прорвется туда, куда не решились соваться крупные петухи?

– Ага! – воскликнул я. – А она надменная штучка!

– Как раз напротив, – возразил Хичкок. – Мисс Марквиз настолько скромна, что можно усомниться в том, что она когда-либо видела себя в зеркале. – Щеки капитана покрыл слабый румянец. Значит, он открыт зовам плоти.

– Тогда чем объяснить ее уход от мира? – спросил я. – Она так робка?

– Робка, как же! Вам достаточно один раз увлечь ее разговором о Монтескье[92], и вы сразу поймете, робка ли она. Нет, мисс Марквиз всегда была загадкой и своего рода захватывающим развлечением в определенных кругах. Сейчас же, когда она достигла немалого возраста – уже двадцать три, – о ней перестали судачить. Если только в связи с ее прозвищем, как ни грустно мне это говорить.

Думаю, при иных обстоятельствах воспитанность удержала бы его от продолжения, однако, заметив мое любопытство, Хичкок решил утолить его.