Ее нижние юбки всегда издавали определенный звук, свойственный только ей; он напоминал плеск воды у плотины. Она всегда ходила с чуть опущенной головой, как будто проверяла шнурки на башмаках. Плакать ее могли заставить только поэты, а вот простые люди – никогда. Если кто-то заговаривал с ней сварливым тоном, она пристально вглядывалась в этого человека, словно пытаясь понять, что за страшная перемена с ним произошла.
Ей хорошо давались языки – ирландский, итальянский и, как минимум, три различных диалекта немецкого; одному Господу известно, где она их выучила – на улицах Нью-Йорка, думаю. Она тоже могла бы сделать карьеру в театре, если б не была столь… столь обращенной в себя. О, и еще она причудливым образом держала перо, обхватывая его всем кулаком, словно копье, которым нацелилась на рыбу. Нам так и не удалось научить ее держать перо по-другому, даже несмотря на то что у нее сводило руку.
А еще ее смех, я говорил о нем? Очень
– Вы так и не назвали мне ее имя, – сказал По.
– Имя?
– Да.
– Мэтти, – сказал я.
Вероятно, мой голос сорвался. Надо было бы замолчать, но я продолжил:
– Ее звали Мэтти. – Прикрыл ладонью горящие глаза и издал смешок. – Боюсь, вы решите, что я не в себе, поэтому прошу прощения…
– Не надо ничего говорить, – мягко сказал он. – Прошу вас.
– Думаю, пока на этом и остановимся.
Да, неловко. Надо было бы сделать вид, будто ничего не случилось, но По не увидел в этом надобности. Он взял то, что я ему рассказал, убрал на хранение и обратился ко мне с сердечностью давнего друга:
– Я искренне благодарен вам, мистер Лэндор.
Его тон прозвучал сладчайшей музыкой отпущения грехов. Я не переставал спрашивать себя, от чего меня освободили. А еще почувствовал, что от неловкости не осталось и следа.
– Спасибо вам, мистер По.
Я кивнул ему. Затем встал и отправился на поиски табакерки.
– Кстати! – не оборачиваясь, крикнул я. – За разговорами мы совсем забыли о деле, которое нам поручили. Вы сказали, что нашли кое-что?
– Даже лучше, мистер Лэндор. Кое-кого.
По взялся за дело (как я и ожидал) в пятницу, сразу после вечернего построения, но до ужина. Он использовал эту паузу, чтобы пообщаться с одним из вожаков молитвенного отряда – с кадетом третьего класса по имени Ллевеллин Ли. Тихим умоляющим тоном По спросил, можно ли ему присоединиться к группе на ближайшем собрании, так как до воскресенья ждать слишком долго. Этот Ли быстро созвал товарищей по отряду для импровизированной дискуссии возле оружейных козел.
– Мрачные типы, доложу я вам, мистер Лэндор. Если б я изложил им свои истинные религиозные принципы, они тут же выгнали бы меня из своих рядов. Так что мне пришлось проявить несвойственные моему характеру покорность и почтительность.
– Высоко ценю это, мистер По.
– Однако удача оказалась на нашей стороне. Будучи фанатиками, они крайне легковерны. Как следствие, не сомневаясь, пригласили меня на следующее собрание. А когда я заявил, что, после недавней встречи с курсантом академии, мне настоятельно требуется духовный совет… Что ж, едва ли нужно говорить вам, что это подстегнуло их интерес. «Пожалуйста, объяснитесь», – сказали они. Я с наигранным испугом сказал, что этим кадетом в мой адрес были сделаны определенные предложения. Причем предложения довольно мрачного характера и, на мой взгляд, далекие от христианской природы. На дальнейшие вопросы я ответил, что меня призывали подвергнуть сомнению сами основы моей веры… и обучиться таинственным и мистическим практикам древнего происхождения.
(На самом ли деле он именно так изложил им все? Не сомневаюсь.)
– В общем, мистер Лэндор, в них взыграл праведный гнев. Что до кадета, то они потребовали назвать его имя. Я ответил, что, поскольку предложения были сделаны лично мне, долг чести запрещает открывать его имя. Они сказали: «О да, понимаем», – но через минуту вернулись к этому: «Кто? Кто это был?» – При воспоминании его глаза задорно заблестели. – Ох! Но я выстоял. Я сказал, что им не вытянуть из меня его имя, даже если сам Господь пригрозит мне ударом молнии. Так нельзя поступать, сказал я. Это противоречит всем кодексам офицера и джентльмена. Так мы ходили кругами, пока один из них, доведенный до крайности, не выпалил: «Это Марквиз?»
На лице По появилась свирепая улыбка. Он был доволен собой, в этом нет сомнений, и кто стал бы осуждать его? Не каждый день салаге удается одержать верх над старшекурсниками.
–
– И это все, что вы смогли получить? Только имя?
– На большее они не отважились. Парень, который проговорился, тут же заткнулся.
– Все равно не понимаю. Почему они упомянули доктора Марквиза, когда вы утверждали, что это кадет?
– Не доктора Марквиза, а Артемуса Марквиза.
– Артемуса?