Всемирный следопыт, 1931 №05 цвет

Если карты нашего времени указывают чушь в отношении таких крупных географических единиц, как река Колыма, то понятно, какая должна быть путаница с обозначением более мелких единиц — речек, горных вершин, озер и даже населенных пунктов. Ясно, что вся система речек Колымского бассейна, начиная с устья реки Ясачной, меняется коренным образом.

Система их расположения в старом порядке не соответствует действительности. По карте река Горбуновка (Верхнеколымск соединяется с рекой Буней) и при впадении в Колыму образует с ней общее ущелье. На самом деле реки Буни нет. Есть две речки — Малая и Большая Горбуновки, впадающие в Колыму разно с промежутком в 15 км. Выше их — река Поповка. Впадает она в Колыму не в 40 км выше, а в 10 км ниже устья р. Шаманкино. Указываются еще реки Силуй, Сухуй и Лавдан, а между ними — еще несколько речек. Все эти названия в действительности обозначают одну реку — Шойдан. Наоборот, вовсе не указываются такие реки, как Балыгичан и другие, имеющие крупное экономическое значение, как реки судоходные, связывающие бассейн Колымы с теплым Охотским морем.

Сведения, данные местным населением (в частности Атыляханом), отвергавшие все старые данные, утвердившиеся во всем мире — вполне подтвердились. Специальная экспедиция НКПС во главе с инженером Молодых точно установила настоящее положение р. Колымы и части ее притоков (часть ими не была исследована) и тем самым подтвердила наши открытия, основанные на знаниях местного населения.

П. Лукницкий Басмачи

рис. Н. Кочергина

Часть первая Шестьдесят пять часов, сорок минут

1

Тысяча девятьсот двадцать второй год раздавил политическое басмачество Ферганы. Он обрушился на него тяжестью мусульманских красноармейских бригад. Он зарыл под скалы и камни английское оружие, проехавшее во вьюках сотни горных километров Кашгара, Читрала, Индии. Он осветил горный воздух, насыщенный чадом контрреволюционных лозунгов.

В 1920 году сдался царский полковник Монстров — начальник штаба басмаческого «Временного Правительства Ферганы», восседавшего в голове Алайской долины, в пограничном с Китаем укреплении Иркештаме. Одновременно на сторону советской власти перешли обманутые муллами и баями каракиргизы панисламитской «Мусульманской Народной Армии» Мадамин Бека.

С этого времени отшатнулось от политического басмачества трудовое дехканство и повернулось к нему фитильными мултуками, камчами, бойкотом. Озираясь по-волчьи, скрылись в дикие ущелья Алая, в мертвые снега и каменные пустыни Памира, ярые курбаши — муллы, беки, баи. Политическое басмачесво выродилось в бандитизм.

1923 год делает советским Алай. Тогда за границу — в Индию, в Афганистан и Китай — бегут самые лютые курбаши. А самые подлые меняют волчьи шкуры на овечьи и рассасываются по отарам мирных кочевий на зеленых склонах Алая. Там — тысячелетний отстой темноты и дикости. Не хватает грамотных советских работников. Грамотен тот, кто умеет читать Коран. На советские должности — в сельсоветы и ВИКи — втираются тайные враги дехкан — бывшие курбаши.

В тело молодой власти — когтями взяток, клещами изуродованных мероприятий, жалами ядовитой антисоветской агитации — впились эти «советские» чиновники. Власть дискредитируется, невидимые сети опускаются на головы населения. А одетые в мандаты баи и муллы жиреют стадами и животами, почиют на насилиях и угрозах, и расплываются в медовых улыбках: можно жить в мире и с новой властью!..

Но разве удержишь время? Оно идет на Алай, на Памир, из Оша, Ташкента, из Ленинграда, шагами безбожников и грамотеев — возвращающихся с востфаков к родным кочевьям. Оно звенит в тишине долин смелыми голосами комсомольцев, разоблачающих на кишлачных собраниях и съездах деятельность своих врагов. Центральными Комитетами, Окружкомами Партии, комиссиями РКИ, оно встречает бедняков, едущих к нему на худых лошаденках за сотни километров, сквозь робость и колебания. Одного зи другим выметает оно из кочевий присосавшихся насильников.

…И тогда последней ядовитой ненавистью зажигаются баи и муллы. И тогда выкапывают они из-под камней (а быть может и не только выкапывают из-под камней) английское оружие, забирают с собою многочисленные родовые семьи и сбрасывают ненужные уже овечьи шкуры. Снова делаются они бандитами. Снова кочуют они по мертвым ущельям. Грабежом и убийством компенсируют они свои былые могущество и богатство. Громят заоблачные кооперативы и склады, потрошат мирные ишачьи и верблюжьи караваны, подстерегают в засадах многочисленные экспедиции, которые все чаще рассылает наука по самым отчаянным трущобам Союза.

Грабят все — до единой мелочи, потому что кроме пули в затылок от населения уже ничего не получишь. И режут всех, до единого, — чтоб не осталось свидетелей, чтоб некому было изобличить главарей. А при первой же неудаче — вразброд, через висячие ледники, сквозь ветры пустыни бегут за границу.

Только там, и только за золото еще можно найти укрывателей.

2