Всемирный следопыт, 1931 №05 цвет

Мы строим пока наши предприятия в местах добычи энергии и сырья. Но ведь сырье всюду. Трудно найти такое место нашего Союза, где бы не было сырья. Там, где нет железа и меди, есть хлопок, пшеница, рожь; где нет ржи, есть лес; где нет ни хлебов, ни леса — есть мох, водоросли. Все это пока спит, ожидая твердой уверенной руки нового хозяина.

Пока у нас недостаточно источников энергии. Поэтому сейчас наши новые предприятия оседают гнездами, вокруг источников энергии. Когда же все наши электростанции сольются в единую сеть, мы будем независимы от источников энергии. Мы будем создавать предприятия и селения в местах добычи сырья, а это значит — всюду.

Единая энергетическая сеть позволит нам добывать и обрабатывать сырье механическим путем, где бы оно ни находилось: руду в горах, чугун на заводах, лес в тайге, хлеб на полях. Полная электрификация нашей страны даст нам победу над расстояниями, победу над пространством, единое социалистическое хозяйство.

Но она даст нам кроме того и ключ к социалистическому расселению. Она позволит расселить людей небольшими группами, равномерно по всей земле. Вместе с одинаковыми условиями работы она создаст одинаковые условия жизни. Она уничтожит чудовище больших городов, она уничтожит и наши теперешние деревни.

Она создаст новый социалистический чертеж нашей земли.

Тэки Одулок Пропавшая река

1

Старая полуразвалившаяся церковка с оградой, башня с бойницами и между ними — десяток покосившихся рубленных избушек с плоскими крышами, напоминающих опрокинутые сундуки. Вокруг кусты ольховника, ивы, молодые лиственницы.

Издали, когда мы плыли по реке Ясачной на крошечных лодках, сделанных юкагирами из трех тонких, как фанера, досок белого тополя и сшитых сухожилиями собак, — казалось, что перед нашими глазами осколок древней сибирской Руси времен Ермака. Кто бы мог подумать, что в такую даль, за 12 000 километров от Москвы занесется крепостная башня древних стрельцов и их церквушка. А что, если там еше живет кто-нибудь? Может быть, мы встретим там бородатых людей в средневековых длиннополых одеяниях?..

— Не надо туда ходить, — предупреждает меня мой спутник — юкагир средних лет, стройный и мускулистый. — Не надо… там живет Чульди Пулу…

— Чульди Пулут? — Людоед, человек-демон? — Но Атыляхан, разве у нас нет винтовок, разве ты не веришь в силу и отвагу, переданные тебе твоими храбрыми предками.

Атыляхан соглашается и мы плывем на тот берег, к причудливому мертвому островку средневековья. Прежде всего мы направились в церквушку, обросшую мхом и травою, огороженную частоколом, за которым валялись во множестве гнилые кресты намогильников.

— Кого здесь хоронили. Волосатых Нохшоччо[2], заснувших во время боя с нашими предками и от «рыжей девки — кож-эппе».[3]

— А ваших нет здесь.

— Наших нет. Наших они бросали в реку, в ту, которую называли грязным именем. Они хотели этим показать, что мы им не страшны, что они с нашим братом вот как обращаются, бросая в самое худое и поганое, что есть на свете место…

Я знаю, что эта речка, впадающая в реку Ясачную, действительно называется так, хотя на карте для благозвучия пишется «Гавенюхово».

«Улица», ведущая от церквушки к домикам, с крошечными в квадратный дециметр окошечками (чтобы медведь не мог просунуть лапу) заросла кустами тальника и красной смородины, а через крышу одной избушки, провалившейся от времени, выросли рядом береза и лиственница.

— Где береза — там лежит золото, где лиственница — там медные деньги, — говорит юкагир, указывая на эти деревья.

Башня, служившая некогда наблюдательным пунктом и крепостью, откуда отстреливались засевшие там стрельцы, имела вид дряхлой старушки в одежде из мхов, травы и грибов. Оторвавшиеся обветшалые доски глухо поскрипывали.

Солнце уже зашло. Надвигалась осенняя ночь, которая в этих местах бывает темнее украинских. Атыляхан заторопился, и я с сожалением, что покидаю интересное место, сел в лодку. Мы тронулись дальше.

2

Веселое пламя костра освещало смуглое лицо моего товарища. Он сидел, сложив под себя ноги, и пил сделанный из бересты чай. Он не захотел пить со мною какао, оно казалось ему горьким и невкусным.

— Про какое золото и медные деньги ты мне говорил? — вспоминаю я.

— Да вот, здесь жили когда-то люди… и среди них был старик Пятков. Большой человек. Он был очень богат, жил двести лет и за это время накопил много золота и целый амбар медных денег. Потом все люди умерли и он, оставшись один, все богатство своего племени взял себе. Потом он еще жил, потом превратился в злого духа — демона Чульди-Пулут. А когда его дом и амбар провалились в землю, то выросли два дерева. От золотого корня — береза, а от медного лиственница.

— А вы не пробовали раскопать их и деньги взять себе?

— Нет. Разве можно что-нибудь брать у покойника? Нельзя. Вот якуты пробовали, но их Чульди-Пулут прогонял палкой, бросал камнями, напускал снегу. Он никого близко не подпускает.