Всемирный следопыт, 1930 № 03

В то время как женщины хлопотали над котлами, приготовляя чай, мужчины сидели, поджав ноги, вокруг низенького столика и угощались вареными глухарями. Говорил больше Мукдыкан, остальные лишь изредка вставляли короткие реплики, утвердительно кивая головой.

— Да, такого суглана мы еще не видели, — медленно тянул хозяин, окидывая гостей строгим взглядом. — Женщины сидели рядом с нами, а наши батраки драли глотки так, как будто у каждого из них было по сотне оленей. Разве так происходили сугланы, когда мы платили люче ясак?

— Царь был мудрый, он понимал закон, — вставил Бургуми, жадно обгладывая кость.

— Большевик совсем другой человек, — заметил Амультен, — он совсем не хочет слушать то, что говорим мы, старики.

— Он слушает баб, — продолжал Мукдыкан, — и если так будет продолжаться, то мы дождемся того, что бабы будут сидеть на наших местах у костров, а охотники — варить пищу. А что понимает баба в мужских делах? У нее в голове ума столько же, как вот у этой головешки…

Потом Мукдыкан говорил о том, что творилось этим летом на берегах Катанги. Зачем пришел сюда большевик, и для чего он строит большие чумы? Они хотят посадить в них своих шаманов, чтобы те лечили болезни и учили аваньков читать книжки. Но у аваньков есть свои шаманы, они также умеют лечить болезни, а что касается ученья, то охотникам вовсе этого не нужно, потому что люче хотя и очень учены, а не умеют отличить следа оленя от следа лося. Может быть они сами хотят учиться у аваньков, как добывать зверя, а все это говорят только для отвода глаз? Вот это пожалуй будет вернее. Ведь говорил же купец, который раньше сюда привозил водку, чтобы аваньки опасались большевика. «Большевик сожрал царя, сожрал купцов, а когда придет сюда, сожрет и вас — отберет тайгу, и вы подохнете с голоду», — вот что говорил купец, а он был мудрый человек. К этому теперь, кажется, дело и идет. Почему, например, большевик не хочет брать с аваньков ясак, как это делал царь? Когда аваньки платили ясак, они были спокойны, потому что тайга принадлежала им. А кто теперь скажет, что завтра сюда не придут тысячи охотников-люче добывать зверя? Ведь чумы, в которых живут люче, скоро будут готовы.

— Все это обдумать надо, байе, — закончил Мукдыкан свою речь, — хорошенько обдумать, потому, что будет нам от большевика большая беда. Надо просить Тыманито пошаманить, чтобы он дал хороший совет.

С этим все согласились. Да, Тыманито — самый мудрый, он скажет, как надо поступить. Покончив с глухарями и осушив котел чаю, сородичи разъехались, а Мукдыкан решил заняться своим бубном. Гости помешали ему навесить на него несколько новых побрякушек. Но когда Мукдыкан подошел к лиственнице, на которую утром повесил бубен, его там не оказалось. Думая, что жена убрала бубен в чум, он стал искать его там. Обшарил все крючки, перевернул звериные шкуры — бубна нигде не было. Тогда он позвал из соседнего чума женщин, — они также развели руками: к бубну они не прикасались.

Мукдыкан был не из тех шаманов, которые убеждены, что духи слушаются их побрякушек, — для этого он был слишком умен. Но что скажут сородичи, когда узнают о пропаже бубна? Ведь всем известно, что сила шамана заключается в бубне, и стоит ему лишиться этого атрибута, как сила его пропадает, и шаман превращается в обыкновенного человека. Все скажут, что духи, рассердившись на Мукдыкана, похитили бубен, и к нему уже не будут обращаться за советами. Бубен надо было найти во что бы то ни стало.

Но куда, в конце концов, он мог деваться? Украсть его было некому — кроме сородичей, в становище никто посторонний в этот день не заглядывал. Это уж действительно было похоже на чертовщину. Обшарив еще раз оба чума, Мукдыкан подошел к дереву, на которое повесил бубен. Может быть, он повесил на другом дереве, дальше от чума? Но, осмотрев землю около дерева, он заметил на ней следы, направился по ним в лес и скоро услышал знакомый звук: гремели бубенцы его бубна. Сделав еще несколько шагов, Мукдыкан увидел пасущегося оленя и догадался, в чем дело: когда олень подходил к дереву почесать бок, он поддел рогами шаманский бубен и таскал теперь его на себе, гремя побрякушками.

_{Олень поддел рогами таманский бубен и таскал его, гремя　бубенцами.}　

Трагедия закончилась фарсом, но шамана охватила злость. Надо было чинить бубен, так как кожа на нем была прорвана рогами. И все из-за того, что за оленями никто не смотрит! Где Тумоуль? Почему он не отгонит оленей подальше в лес? Повесив в чуме бубен, Мукдыкан спустился к ручью и там увидел работника. Он сидел у пня, перед ним лежал раскрытый букварь.

— Эй, ты!.. Так ты смотришь за оленями? — закричал старик. — Где они у тебя?

Тумоуль поднял голову и с удивлением посмотрел на хозяина. Таким злым он никогда еще его не видел.

— В лесу, у стойбища, — спокойно сказал он.