Всемирный следопыт, 1928 № 12

Последняя телеграмма, завершающая поход «Всемирного Следопыта» в дебри метеоритной тайги на помощь т. Кулику, получена редакцией непосредственно от самого т. Кулика. Ученый телеграфирует нам из Красноярска;

«Красноярск, 19/XI. Метеоритная экспедиция благополучно прибыла в Тайшет. Свидетельствую глубокую благодарность редакции «Всемирного Следопыта» за оказанную помощь. Верю в ваш неослабный интерес к продолжению изучения этого исключительного явления.

Леонид Кулик.

Редакция «Следопыта» приветствует доблестного ученого и его спутников, твердо верит в дальнейший успех взятого т. Куликом на свои плечи большого дела и надеется и впредь оказаться посильно полезной при выполнении им высокого долга советского ученого и исследователя.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ РЫБОЛОВА И ОХОТНИКА

Юмористический рассказ А. Киселева

До-смерти люблю я ловить рыбу. Кажется, нет такого уголка на Волге, Каме, Оке, Урале, Енисее и других реках, речках и речушках, где бы я не лавливал рыбу. Укажите мне любое озеро в Поволжье, в Приуралье, в приозерных местах Сибири — и я скажу вам, где, какая и как ловится рыба. Тут карп, или, как его еще называют, таран, или короб, берется на кукурузу, идет в вершу, а там, наоборот, его скорей поймаешь сетью или убьешь острогой, а то у плотины возьмешь голыми руками.

Конца-края нет, сколько я переловил рыбы в свое удовольствие! Лавливал и на морях. Все сорта рыбы перепробовал. Хороша молодая щучка эдак четверти в полторы, хороша и стерлядь, что и говорить, но краше барабульей ухи и жареных пескарей, — верьте любительскому слову, — ничего не найти! Особенно я люблю рыбу, когда сам поймаю. Выхляснешь мерзавца какого-нибудь, к нему другого, третьего — и в котел. Свежина!.. Объяденье!..

Уважаю я и ружейную охоту по дичи, зверью всякому, но… извините, — со стороны. Меня ни в какую облаву, даже на зайца, калачиком не заманишь. Слуга покорный — терпеть такие напасти, как я один раз испытал! Легче, по-моему, среди морских свиней в открытом море нырять, чем сражаться с каким-нибудь зубастым зверем вроде волка. На пескарей куда безопасней ходить. Вообще-то лес я очень обожаю — грибки там всякие, ягодки собирать, — ну, а насчет всего прочего, волосатого да злющего, не особенный мастак, не люблю!..

Расскажу я вам, ежели хотите, одну пренеприятную историю. Век буду помнить ее. Горюшка я хватил тогда в какой-нибудь час столько, сколько за семь лет беспрерывных боев на фронте не видывал. Не слушать бы вам меня, ежели бы силы лошадиной во мне не было…

Случилось это в сентябре, в самый ход рыбца да шамайки. Тьфу ты, господи! С тех пор рыбца не люблю. Ведь это что — на шамайку глядеть не могу, на свежую-то! На живую-то!.. Скажи другому — в физиономию плюнет…

В отпуске я был. Сижу дома и снасть кое-какую чиню. Заходит ко мне часам этак к трем (только я отобедал) Сергей Иванович. Я думаю, вы его знаете. Тот самый, что лучшего лаверака[48]) имеет… Ну, вот он и говорит:

— Не прогуляться ли нам к Безымянке? Воротник нужно дочери; думаю кота подстрелить. Кстати, слыхал я, в тех местах нынче в запруду рыбец хорошо идет, а шамайка — как кинешь насечку, так полно. Не желаете ли компанию разделить?

Известное дело, рыболову таких вещей не говори. Снарядились мы и пошли. Приметы с самого начала были хорошие. Хоть бы тебе что-нибудь из рук выпало или под ноги попало — вернулся бы домой, беды бы не видал. Так нет же. Все шло, как по маслу…

_{Снарядились мы и пошли…}

Прошагали километров двенадцать. На ходу закусили разок. А на ужин Сергей Иванович успел пару горлиц убить — примета хорошая. Думаем, как доберемся до Кривого Ерика, так и заночуем под звездами, костерик разложим и прочее, а чуть свет — ринемся дальше.

Только мы завидели привал (солнце уже зашло), как, откуда ни возьмись, — самая что ни на есть скверная примета: свалилось на нас двадцать степных собак, и одна другой больше. Откуда они, анафемы, взялись, — ума не приложу. Вывернулись из терновника и ну вприпрыжку, с визгом: «Гав! Гав!..» Терпеть не могу такого удовольствия!

То ли нашего лаверака Амура увидели, то ли в наших персонах что-нибудь им не понравилось, — чорт их разберет! Амур поджал хвост — и к Сергею Ивановичу. Сергей Иванович взялся за двухстволку. А я, извините, начал удилищами махать: