Всемирный следопыт, 1926 № 11

«Потребовалось много недель, чтобы нагрузить золотом скрытую в укромном месте пирогу. В то время я думал, что за мной никто не следит, но я ошибся. Я грузил золото в пирогу, доставая его и прямо из ручья, но большую часть мне пришлось принести из пещеры. Конечно, были такие моменты:, когда у меня являлось раскаяние, и тогда я колебался. Но мною, как видно, крепко овладела алчность.

«Однажды, работая у своей пироги, я увидел Симу и Канаку, которые, стоя рядом, смотрели на меня. Мне вдруг сделалось страшно стыдно. У меня сразу отпало желание уходить от этих людей. Кровь бросилась к моим щекам. У меня было такое чувство, как будто меня застали за каким-то мерзким делом те люди, мнением которых я дорожил, и я хотел покаяться, сознаться во всем и опять примириться с ними. Но я знал, что было уже безнадежно поздно. И я продолжал нерешительно стоять около своей пироги, полный ненависти к самому себе за свою неискренность.

«Ко мне подошел Сима. Не говоря ни слова, он, с выражением не то жалости, не то презрения на лице, вручил мне свое копье, жестом руки указал мне, чтобы я уходил, и повернулся ко мне спиной. На одну минуту меня охватило такое чувство, что уж лучше бы он пронзил меня копьем…»

VI. Галлюцинации и бред.

«Итак, я покинул долину, где я познал душевный мир и покой, и с тех пор я не знал покоя ни на минуту. Были такие дни, когда я лежал полумертвый в своей пироге, на куче золота, мучимый мухами и другими кусающими и жалящими насекомыми. Это были тяжелые, мучительные дни, когда я не желал ничего, кроме смерти. Мои телесные страдания были невыносимы, но еще больше я страдал душевно.

«Я думаю, что мое одинокое пребывание изо дня в день в джунглях довело меня до сумасшествия, и по временам я ничего больше не чувствовал, кроме терпкого запаха гниющей речной растительности; ничего не видел, кроме черной водяной ленты, извивавшейся в каньонах темно-бурой земли, из которой, как змеи, выдавались огромные, черные корни. Были дни беспросветного мрака, и были такие дни, когда мне слышался какой-то шопот и свист; ко мне тянулись какие-то руки, на меня глядели злые, огненные глаза. Потом вдруг раздавалась громкая музыка, словно неподалеку играл оркестр. Но меня не покидало сознание, что все это были галлюцинации, вызванные тропической лихорадкой.

«Однажды я высадился на берег в каком-то месте, где девственный лес, казалось, кончился. Это была огромная поляна, поросшая зеленой травой и отделенная от реки узкой лентой леса. И здесь я сделался жертвой новой страшной галлюцинации. Мне казалось, что весь мир с необыкновенной, страшной быстротой движется в одну сторону, а я стою на одном месте. Я начал бороться с этой галлюцинацией, напрягая все силы… вы этого не можете понять… Тогда все окружающее меня с такой же быстротой начало двигаться в противоположную сторону. У меня так кружилась голова, что я вынужден был присесть у ствола одного дерева и, опершись о него спиной, до тех пор нажимал обеими руками на виски, пока мне не сделалось больно.

Были такие дни, когда я лежал полумертвый на куче золота в своей пироге, не видя ничего, кроме черной водяной ленты… Были дни беспросветного мрака, и были дни, когда мне слышался какой-то шопот и свист; ко мне тянулись какие-то руки… на меня глядели злые огненные глаза…

«Потом я услышал какие-то звуки и поднял голову. И тут я увидел — или мне только показалось — что берег перед моими глазами дрожит и поднимается. Из земли вылезало на поверхность огромное отвратительное чудовище. Грязь валилась с него на обе стороны. Я не мог шевельнуться ни одним членом и следил за чудовищем с затаенным дыханием. Чудовище раскачивалось из стороны в сторону, делая безобразные, неуклюжие движения, и, выпутываясь из грязи, высовывалось все больше и больше. Голова слегка повернулась в мою сторону, и я увидел верхнюю часть ее, треугольную по форме, со страшными глазами под длинными, тяжелыми ресницами. Затем земля снова начала подыматься, и из грязи высунулась часть передней ноги. О, ужас!.. Скажите мне, пожалуйста, что нет таких чудовищ на земле, и что я в эту минуту просто лишился рассудка…

«Я помню, что скатился с крутого берега и упал в реку и что в ту же минуту раздался страшный, душу раздирающий крик… Я плыл… Дальше ничего не помню…

«Мне остается сказать немного. Долго, целые месяцы, блуждал я еще в этих джунглях и, наконец, каким-то чудом попал в Манаос, а оттуда — в Пару, где местный консул принял во мне горячее участие».

Он вдруг замолчал и энергично запыхтел трубкой. После долгого молчания я, наконец, спросил:

— И вы предполагаете вернуться туда?

— Я хочу вернуться к людям, среди которых отсутствует суеверие золота, — сказал он. — Только там мир кажется разумным. Только там люди наслаждаются жизнью, любят землю и понимают красоту жизни. А здесь повсюду царит золото… Я хочу вернуться к этим мирным, добрым людям… Если, конечно, они меня примут. К тому же, эта вот экспедиция…

Его голос сделался напряженным.