Всемирный следопыт, 1926 № 06

Но перед ним была все та же широкая река. Он метался по берегу затравленным волком, полный отчаяния, и стал поглядывать на свой кольт, как единственный выход из положения. Но он должен попасть к своей семье, и кольт был крепко заперт в кобуре.

В середине дня незнакомец в поисках переправы набрел на маленький залив. Это было устье какой-то речушки, впадающей в Дунай. На той стороне поднимался высокий крутой лесистый берег. Спустившись к реке, он раздвинул прибрежные кусты и вскрикнул от радости. Перед ним была привязана к берегу лодка. Челнок был утлый и маленький, как детская люлька, но вида возможности переправы было вполне достаточно, чтобы заставить беглеца, почти обессиленного от радости, взволнованно опуститься наземь.

Лодка была мостом к Советской Республике, к его маленькой любимой дочке, и незнакомец, не выдержав приступа волнения, тихо заплакал, уткнувшись в руки. Его пальцы нервно дрожали, он вспомнил своих товарищей по тюрьме. Из целой сотни друзей и знакомых он один сумел преодолеть все опасности побега и с большим риском для жизни добраться до заветного берега.

С полной реальностью ему затем представилась опять эта страна советов, такая заманчивая и столь необычайная. Ему представился долгий заслуженный отдых и затем работа с новыми усилиями и новой борьбой.

Постепенно все его ощущения заменились зудящим томительным нетерпением.

Человек решил не дожидаться ночи. Оправившись от волнения и снова взяв себя в руки, он отцепил лодку от кустов и оглянулся по сторонам. Нигде никого не было видео, и нигде ничего не было слышно. Место было тихое, кругом высились крутые берега, и незнакомец, сильно оттолкнувшись, отплыл от берега.

Река несла свои стремительные воды, широко дыша, и, успокоившаяся после недавней грозы, она приняла новую ношу и закружила легкий челнок, выкинув его из ивовых кустов на свой безмятежный величавый простор.

И в тот же момент с берега раздалась беспорядочная пальба. Человек стал сильно грести и, рассматривая чуждый, удаляющийся берег, увидел конный патруль, тоже заметивший, наконец, беглеца.

Всадники спешились, легли на землю и стали бить «пачками» по ускользавшей мишени. Выстрелы щелкали, как высыпанный на лист железа горох.

Теплое утреннее солнце радостно согревало землю. С берегового обрыва закружился вниз сбитый пулей лист и, подхваченный сырыми волнами, быстро скользнул вниз по течению.

Беглец лихорадочно греб, стараясь выйти победителем из этой неравной борьбы. Челнок летел.

Человек обернулся и заметил советских часовых, бегавших по берегу. Это придало ему новые силы. Пальба не утихала. Пули, жужжа, шлепались около челнока, и, обдавая брызгами гребца, продолжали свой путь к речному дну.

На противоположном берегу было видно, как встревоженные люди торопливо разводили паровой катер.

Пуля ударила беглеца в руку, и он, вскрикнув от боли, выпустил весло. Весло, подхваченное течение, быстро отдалилось от лодки. Не растерявшись, беглец пересилил боль, выдернул скамейку и стал ею грести.

Расстояние между ним и вражеским берегом все увеличивалось.

На советском, все еще далеком, берегу лихорадочно торопились. На румынском — преследователи неистовствовали, награждая крепкой бранью удалявшегося беглеца. Метаясь по берегу, часть из них вскочила на коней и поскакала в обход. Другая половина, бешеная и бессильная, молча стала следить за незнакомцем.

Речушка клокотала, и переплыть через нее на конях было бы верною смертью для рискнувшего.

Силы беглеца заметно иссякали, и быстрое течение реки, безразличное к человеку, тянуло лодчонку к румынскому берегу. Лицо незнакомца побледнело. Из рукава куртки сочилась кровь.

И около самого берега, крутого, как телеграфный столб, незнакомец увидел прежнего юношу. Тот стоял на коленях и молча, тщательно прицеливался в беглеца, выбирая наиболее удобное место для попадания.

Беглец вновь начал грести лихорадочно и бешено, спасая свою жизнь. Навстречу летел пыхтящий маленький катер с красноармейским патрулем. С каждой секундой лодка приближалась к нему.

Юноша, стройный и безусый, с благородным очертанием лица, почему-то медлил.

Лодка с удалявшимся беглецом приближалась к катеру. Еще раз оглянувшись на берег, беглец окончательно рассмотрел юношу. Тогда, бросив скамейку, заменявшую ему весло, он стал отстегивать кобур. Юноша продолжал целиться.

Катер с красноармейцами, обстрелянный румынским патрулем, завертелся на месте и стал заворачивать обратно.

Беглец, заметив это, бросился к носу лодки и взмахнув рукой, забыв про кольт и юношу, стал кричать вслед отдалявшемуся катеру.

Люди в катере, такие близкие, но почему-то непонимающие, что-то кричали ему ответное, предостерегающее, указывая на берег.

И в это время путник вспомнил свою дочку, охраняемую людьми далекого берега, больную горячо любимую жену и такую необычайную для чужестранца, такую близкую и в то же время далекую, куда-то отплывающую Страну Советов.

Это было его самым радостным, самым странным и совершенно ему непонятным последним воспоминанием.

И в это время, наконец, раздался томительный жуткий выстрел.