Всемирный следопыт, 1926 № 06

Дорога спускалась вниз, пересекая собою сырой овраг, и затем поднималась дальше, выше уровня пройденного пути. Поднимаясь на другую сторону оврага, беглец решил было присесть, чтобы, передохнув, двинуться дальше, но потом раздумал, подошел к кряжистому дубу, приткнувшемуся вблизи дороги.

Лес притих в полуденной жаре, вяло вздрагивая от пробегающего легкого ветерка.

Беглец стал карабкаться по ветвям. Это было трудно. Он порывисто дышал, обдирал руки и лицо и все же взбирался выше и выше. Но вот ветвей стало меньше, и он, наконец, добрался до вершины дуба.

Всюду, куда только достигал взгляд человека, был лес.

Над лесной густо-синей чащей, плавно раскинув хищные крылья, парил одинокий жуткий ястреб.

Облака, нежные и легкие, почти прозрачные, словно перламутровые, обхватывали темным кольцом конец колыхавшейся черной дали. Откуда-то со стороны подплывала омраченная приближавшимся вечером широкая туча. Она плыла, словно плот среди широкой реки, слегка качаясь.

Дали потемнели.

Человек прищурил глаза. Вдруг его лицо осветилось в радостной усмешке, и он стал спускаться вниз.

Он увидел синюю полоску реки, мелькнувшую за лесной синевой. Это был Дунай, а за ним — необычайно заманчивая страна, наполнявшая его сердце радостным, тревожным и торжественным предчувствием.

Оглянулся еще раз, сзади ничего не было слышно. Облегченно вздохнул, любовно погладил кольт.

Ему вспомнилась румынская тюрьма, из которой он бежал с таким трудом, и человек засмеялся хриплым коротким лаем. Лицо его, бледное и печальное, заискрилось внутренним хорошим светом.

Где-то наверху белка стала перепрыгивать с дерева на дерево. Посмотрев на нее, почувствовал легкость своих движений. На руках не было тяжелых цепей. Затем он перевел взгляд на дорогу. Через дорогу переползал черный жук, и беглец еще раз густо вздохнул.

Одиночка с омертвело-серыми стенами, мордобития и вонь тюремных коридоров, — все это осталось позади в туманном далеке. С отвращением вздрогнул от воспоминаний, сжал по своей привычке челюсти.

На минуту его сознание заполнила жалость к покинутым товарищам. Жук продолжал переползать ему дорогу. Он проследил за ним внимательным взглядом, затем, подняв ногу, осторожно перешагнул через жука и пошел дальше.

Чувство жалости сразу оборвалось и отошло на задний план, уступив место борьбе за существование.

II.

Усталость начала брать свое. Но впереди была небольшая пестрая поляна, и он добрался до нее. Поляна была вышита разноцветной тканью цветов. Человек устало склонился к траве и, заметив землянику, стал жадно собирать ее. Ползая на коленях за ягодами, он забрался далеко от дороги, под приземистый и тенистый куст. Густая, высокая трава манила его к себе, и, не выдержав, он решил немного вздремнуть перед последним и решительным переходом. Это был заслуженный отдых и тем более потому, что погоня осталась позади. Зверь, проворный и ловкий, ускользнул из рук охотников. Почему-то ему опять вспомнилась тюремная камера, ругань с надзирателем, высокие каменные стены, за которыми держали целый ассортимент людей, и, утопая в своих неспокойных мыслях, он чему-то усмехнулся, слегка вздрогнул и сразу погрузился в теплый безмятежный сон.

Ветер, мягкий и осторожный, как ладонь любящей матери, погладил успокоившееся лицо путника.

На давно небритую желтую щеку опустилась назойливая муха. Человек нетерпеливо от нее отмахнулся, перевернулся на другой бок и, уткнувшись в радостную землю, окончательно уснул.

Прошло некоторое время. Лес перебирал свои листья, как монахиня четки, и от этого казалось, что гудящее море плескалось о крутые берега. Листва сонно шевелилась, измученная палящим зноем дня. Было слышно, как пчела перелетала с цветка на цветок и потом, покружившись на месте, ткнулась в пахучий медовый цветок.

Наверху попрежнему прыгала белка и вдруг, подскочив на задние лапы, замерла, насторожившись остроконечными ушками.

Лес молчал. Белка повертела головкой, перескочила на новый сучок и, неожиданно подпрыгнув, выпустила из коготливых лапок орешек. Орешек, стукнувшись о сук, неслышно упал в траву. Белка перескочила на новый сучок и опять насторожилась. Внизу, из густых кустов, выскочила пичужка, закружилась осенним листом и тревожно уселась на ближний от дороги куст. Лес замер и насторожился.

Вдалеке послышался конский топот, и несколько всадников пронеслось мимо опушки со спящим беглецом. Судя по одежде, всадники принадлежали к румынскому конному раз'езду. Их сытые с лоснящейся шерстью и обрубленными хвостами кони дробно перебирали забытую дорогу. Танцуя, кони замедлили ход. Всадники непринужденно болтали между собой.

Впереди ехал стройный, красивый юноша с благородными очертаниями безусого лица. Он не был похож на своих подчиненных. В его крепкой кавалерийской посадке была видна уверенность и превосходное знание верховой езды. Пренебрежительно осматриваясь по сторонам, он неожиданно приподнялся на стременах и затем, опустившись в седло, вытянул гибким хлыстом по крупу стройной кобылы. Вся кавалькада, пригнувшись вперед, с гиканьем, подняв столб пыли, скрылась вдали.