— Да мы не напились, — он машет рукой, — Так, чуток выпили. Правда, Зарецкий чуть больше меня.
— Ну, ну, ну? — тороплю.
Он садится, набросив на дверцу шкафа полотенце. И летом, и зимой, Костик любит спать голым. Одеяло скрывает его ниже пояса. Подоткнув под шею подушку, он приминает её своим телом.
— Зарецкому жена изменяет, — наконец говорит.
От изумления я теряю дар речи:
— Да ладно, — шепчу.
— Серьёзно, — парирует Костик.
— Кошмар! — у меня нет других слов. Обычно мужья изменяют, а тут…
— Вот и я говорю, что кошмар. Столько лет вместе и на тебе, — тяжко вздыхает Шумилов.
— И что Толик думает делать? — ворошу одеяло.
— Он ещё не решил, весь в сомнениях, — Костик смотрит наверх, по лицу и не скажешь, что он раздосадован. Скорее, задумчив. Будто это ему предстоит решить, как поступить с нерадивой женой.
Я же люблю мыслить здраво:
— Ну, а он так уверен? Может быть, это не правда ещё?
Мой аналитик вздыхает:
— Вероятность, процентов 85 %, - отвечает он так, будто всё, чем они занимались с Зарецким — выясняли, какова вероятность измены жены.
Усмехаюсь. Не вслух, про себя! Костик не любит, когда подвергаю сомнению серьёзность расчётов:
— Ну, 15 % — немало. Надо бы с ней обсудить, припереть её к стенке.
— Он боится, — вздыхает супруг. Будто эту идею озвучивал сам, и не раз.
— Чего боится? — недоумеваю я.
Костик кусает губу, а затем выпускает её:
— Что это окажется правдой. И тогда им придётся расстаться.
Я размышляю секунду:
— А проще молчать?
— Возможно, так проще, — кивает на полном серьёзе.
У меня по спине холодок. Представляю, что чувствует Толя Зарецкий. Знать, что жена изменяет тебе и молчать, не желая её потерять окончательно. Больно, наверное…
— Жалко его, — говорю, — Ведь у них же, насколько я помню, есть дети?
Костик елозит, пытаясь улечься.
— Да, тоже мальчик и девочка, — отзывается он, — Только наоборот! Мальчик старший.
Вспоминаю Зарецких. Вживую нечасто их видела вместе. С его супругой ходили на фитнес, встречались в кафе.
— Кошмар, — говорю еле слышно.
Шумилов глядит на меня. Отобрав мою книгу, кладёт на свою прикроватную тумбочку. А затем подползает поближе, обнять. Тело его до сих пор ещё тёплое, влажное. Мягкая шерсть на груди так приятно щекочет мне спину.
— Я люблю тебя, Рыжик, — произносит он тихо.
— И я тебя тоже люблю, — закрываю глаза, ощущая себя в безопасности. Наш домашний уют никому не под силу разрушить. И любовь наша с Костиком будет всегда.
Невольно опять возвращаюсь назад. В то время, где Костик ещё не был мужем. Но так отчаянно жаждал им стать! Я передумала делать аборт, но и выйти за него не решилась. Почему-то не верилось в Костины чувства. Ну, как можно любить беззаветно такую, как я? Содержанку. Любовницу. Шлюху.
В тот день я как раз забирала свои документы из ВУЗа. Решила, что быть аспиранткой — увы, не моё. Животик уже выпирал, но не сильно. УЗИ показало, что будет девчонка. И мне так хотелось ему сообщить…
— Дольская? Вита! — позвал меня кто-то.
Алиска, моя одногруппница, которая нынче работала там секретаршей, была искренне рада увидеть меня.
— Деканат на ушах! — известила она.
— А чего? Министерство? — спросила я вяло. Токсикоз прекратился на время. Но теперь меня мучили боли в спине.
— Неа! У нас тут такое случилось вчера! Шумилов, Дымцов и Зарецкий в обезьянник попали, — ввела меня в курс дела Алиса.
Услышав фамилию Костика, я замерла:
— Как? Почему?
Шумилов, как и его приятели, был на втором курсе аспирантуры, на следующий год защищал диссертацию и метил в кандидаты наук.
«Его же попрут из учебки», — подумала в ужасе. Ведь это же вся его жизнь! Все мечты и стремления. Только вот из-за чего?
— Да они втроём витрину разбили в ресторане «Астория». Ты прикинь? Осквернили фасад!
— Что? — я уставилась на неё во все глаза.
— Вот и я была в шоке! Трое наших отличников, почти профессура! Учудили такое, — Алиска вздохнула, — Там сам Змей Горыныч вписался, чтобы отмазать их от статьи. Но штраф, наверное, всё же заплатят.
Змеем Горынычем мы называли декана. Тот был суров, но всегда справедлив в отношении студентов.
В тот же день я пошла к ресторану «Астория». Заведению, которым владел Богачёв! Двери вполне ожидаемо были закрыты. А вместо витрины натянута плёнка. Но даже не это меня поразило! Стена. На которой «вандалы» в лице трёх студентов-ботаников изобразили блудливого пса. У нарисованной ими собаки были огромных размеров яички и член доставал до земли. И венчала творение надпись «
Идя мимо, прохожие то и дело косились! Кто-то ругался, а кто-то бессовестно ржал. Даже я улыбнулась, представив, как Костик рисует баллончиком член между ног у собаки. А я и не знала, что он — хулиган!
Конечно же «трёх мушкетёров» отмазали. Но пятно на их репутации было достаточно жирным и тёмным. Любая провинность отныне могла стать фатальной и преградить им дорогу к мечте.
— Зачем? Ну, зачем? — изумлялась я после.
А Костик сидел, глядя в пол.
— Просто, чтобы он знал, — пробурчал, как упёртый баран.
— Он уехал! — развела я руками, — Ты в курсе?
— Ну и что, — отозвался Шумилов, — Ему ведь расскажут об этом?