Всего 50

Оставалось полтора оплаченных часа. И я поднялась на террасу на крыше.

При дневном свете город оказался необозримым. Все четыре его панорамы упирались в горизонт. На высокой горе Тибидабо, на верхушке большого храма раскинул в стороны руки, весь белый, Христос. Почти как тот, гигантский, что в Рио-де-Жанейро. Другая гора, Монжуик, уходила зелёным склоном вниз, к морю. Там терпеливо ждали кругосветных круизов белоснежные, многопалубные лайнеры.

ГЛАВА 10. Капля Аравийской пустыни

Стоя у одной из панорам, я отрешенно разглядывала, как устроена в Барселоне обыденная жизнь горожан.

Улей. Соты. Насколько же плотно друг к другу селятся люди! Словно боятся быть одни. Почему в городах нет деревенского и загородного простора? Городской житель менее бесстрашный. Характер смелых людей требует воздуха, пространства…

– Вы не могли бы сфотографировать нас здесь, на фоне Саграды? – прозвучало за моей спиной по-английски.

Я нехотя обернулась.

Мужчина восточной внешности, с вьющимися черными волосами, протягивал мне фотоаппарат, а толстый, угрюмый и лысоватый спутник его стоял, безвольно свесив руки вдоль бесформенной фигуры.

– Почему нет? – ответила я тоже по-английски.

– Вот спасибо! – Обрадовался кучерявый мужчина и побежал на позицию, подманивая рукой спутника.

Но тот стоял, как памятник самому себе.

– Ну, иди же сюда, Мустафа! – позвал кучерявый.

– Нет, не хочу, – буркнул угрюмый. – Я пойду в холл. Там тебя подожду.

– Хорошо, я сейчас приду.

Я сделала снимок, создав грамотную композицию в кадре. Мужчина положил руку на перила и стеснительно подогнул одну ногу, зацепив ею решетку ограждения крыши. Позировать он не умел.

– Встаньте вот так, – предложила я.

– Так? – слегка смутился он. – Не люблю фотографироваться. Я врач, это не по моей части. Вы, кстати, очень плохо выглядите.

– Да? Оригинальный комплимент.

– Извините, я же сказал как врач. А как мужчина могу добавить – вы очень привлекательны и даже красивы. Просто, наверное, у вас сегодня что-то болит.

– Да. Душа, – без обиняков ответила я.

– А в каком она месте? – начал «прощупывать» мой анамнез врач.

– Да где-то вот тут… – потрогала я область своей диафрагмы.

– Вы из России? – с пониманием спросил мужчина.

– Не совсем. А как вы догадались?

– У меня была русская подруга, когда я учился в Германии, в университете. Вы чем-то похожи. У неё тоже часто болела душа.

– Так вы говорите по-немецки?

– Да, довольно свободно. И вы?

Мы, сами тому удивляясь, перешли на немецкий язык.

Абдуль оказался врачом-терапевтом из Саудовской Аравии.

Имя его звучало забавно и навело меня на ассоциацию со словом «дуля». Лучше бы его звали Абдулла, как героя Кахи Кавсадзе из «Белого солнца пустыни». Но в отличие от великолепного Кахи, Абдуль был невысок ростом и не отвечал требованиям, каким отвечает мачо – носитель внутри себя бадьи гормона тестостерон. Просто очень смуглый аравийский мужчина, ухоженный, вполне цивильный, с глазами чуть навыкат и полными губами. Судя по всему, приличный человек. Отец пятерых детей – тоже прекрасный довесок к имиджу.

Диалог с Абдулем отвлекал от мыслей и болевых ощущений. Я старалась больше внимания уделять немецкой грамматике, чтобы в грязь лицом не ударить. Абдуль тоже оступался в немецком, и нас это по-своему сближало.

– Я приехал на симпозиум. А вы здесь надолго остановились?

– Нет, я скоро ухожу. Мне нужно в другой отель.

– Почему в другой? Здесь же прекрасно.

– Не спорю. А вам, извините, отель симпозиум оплачивает?

– Конечно!

– А мне – нет.

– А… Извините. Может быть, продолжим знакомство? Вы что сегодня делаете? У меня вот свободный день, я хочу пойти по городу.

– И я… по городу.

– Пойдём вместе? Я сейчас только к Мустафе подойду – скажу, чтобы он сам погулял. Он всё равно общества женщин избегает. Религиозен очень. И характер упрямый. Знаете, почему он фотографироваться не стал? Потому что женщина его фотографировать собиралась. Он – мой коллега…

– А то, что его женщина родила – ничего?

– Да! Вы правы. Я ему задам этот вопрос.

– На меня только не ссылайтесь, а то ещё отомстит.

– Нет, он вообще-то нормальный.

– Кто знает. Восток… узорчатый, как его ковровое искусство. А в вас вот Европа оставила след. Правда?

– Правда. Я в Германии семь лет прожил.

Мустафа, надувшись, отпустил Абдуля, и тот воодушевлённо взял меня под локоток.

Поначалу я застеснялась своих затертых брюк, а потом апатично решила, что это нужно принять, как данность.

Жара стояла отменная. К морю бы. Ладно, море не уплывет.

Спутник меня не смущал. Да я готова пойти гулять не только с представителем ассоциации докторов Саудовской Аравии, но с любым мало-мальски приличным человеком – лишь бы не оставаться одной! Чтобы меня не пожирали мысли о Серёже.

Раздался звонок телефона. Меня бросило в жар. Серёжка?

Но это оказался Марко, вспомнивший о моём существовании:

– Ну, красотка, как дела? Как настроение?

– Хорошо, спасибо.

– Пойдем в пятницу к волшебному фонтану?

– Я не уверена, что останусь до пятницы, – сказала я, действительно не уверенная ни в чём.