Всего 50

Как только открылись двери лифта, я увидела перед собой ночное, тёмно-синее небо Барселоны и, как аппликацию на нем, – собор «Саграда» в подсветке.

По левую руку, поражая воображение, сверкала хромом изогнутая «шея» душа: проживающие загорали здесь днём под открытым небом и освежались под душем, любуясь на «Саграду». Правеё, в углу террасы, стоял стильный торшер с несколько поблекшим, кремового цвета абажуром, а рядом – молоденькое оливковое деревце. На крыше отеля, под звёздным небом, расположился другой бар под затёртым названием «Дольче вита». В нем тоже играла живая музыка, но не одиночное, меланхоличное фортепиано, как внизу, а целый инструментальный ансамбль. От небольшого бассейна тянуло прохладой и псевдо-свежим запахом хлорированной воды. На её чёрной поверхности плавали искусственные белые кувшинки.

Отсюда открывался вид по всем четырём направлениям компаса, и прекрасная, Барселона лежала у ног, подобно доступной и одновременно достойной женщине…

Я методично обошла все четыре панорамы. Потом выпила какой-то замысловатый коктейль, тупо осоловела и, вдоволь насмотревшись на голубую издалека «Саграду», пошла к себе в номер – с чувством выполненного приблизительно ещё на сто евро долга.

Приняв душ, я намазалась фирменным кремом «Мажестика» и упала в хрустящую, как хворост, белоснежную постель, оставив ночник включенным.

Я легла на правую сторону двуспального ложа и положила вытянутую левую руку на вторую половину. Закрыла глаза…

… Серёжа, лежащий там, тоже протянул руку, и мы соединили свои прикосновения, блаженствуя от сознания, что теперь мы навсегда рядом. Наших рук не разнять. А наших душ – тем паче. Они воссоединились.

– Помнишь, я говорил: «Если мы воссоединимся…? И поправлял сам себя – не если, а когда мы воссоединимся…?

– Конечно, помню! Меня поразило это найденное тобой слово «воссоединимся». Словно мы изначально были вместе, родились в один день, а потом нас развела на долгие годы судьба. Но она испытала наши чувства на прочность и смилостивилась над нами. Так? Это ты имел в виду?

– Да, именно так. Мы были созданы друг для друга, но рокировка произошла, не в нашу пользу. Или наоборот – нам на пользу? Чтобы могли оценить подарок… Чтобы и мысли не возникло опять друг друга потерять.

– Ты поэт…

– Это ты поэт. Я только вторю тебе, как эхо…

Я проснулась около четырёх утра от жуткого ощущения одиночества и потерянности.

Зачем я взяла этот номер? Глупо. Утром опять надо будет куда-то уходить. Может, уехать к Наде? Поговорим – станет легче… А как же музей Пикассо? А не до конца изученный город? Нет, надо как-то себя спасать, выходить из этого состояния! Позвонить Марко? Или Веронике? Сил на общение нет. Тем более, они не говорят по-русски, а я по-испански. Задушевное общение возможно только на материнском языке.

Ладно. Всё я делаю правильно. Этот подарок самой себе логичен, ничего сверхъестественного в нём нет. Ночью почему-то всегда всё кажется более мрачным, тупиковым. И вообще – ночь, как склеп: вроде бы и стены обычные вокруг тебя, и знакомые атрибуты рядом, и любимые вещи… А жизни нет, она замерла. Но, в отличие от истории со склепом, замерла всё-таки лишь до рассвета.

Я незаметно уснула опять.

К утру удалось восстановить энергию.

На подаренный администрацией отеля завтрак я спустилась довольно-таки поздно.

Как ни странно, ресторан «Кондаль» (прежнее каталонское название Барселоны) располагался в подвальном помещении, на минус первом этаже. Летним утром казалось странным туда спускаться.

Народу на завтрак привалило очень много.

Откуда столько обеспеченных людей? Ведь двухместные номера ещё дороже, чем мой. А к еде, разложенной на столах, не протолкнуться. Несколько дорогих сортов сыра и ветчины на любой вкус, яйца, вареные четыре минуты или семь – кому как надо, сосиски вареные и жареные, тушеные овощи, йогурт, мюсли, орехи, свежие овощи, фрукты, выпечки по домашним рецептам… И все это – оформлено и сервировано по самым высоким стандартам. Белая фарфоровая посуда безукоризненна. Крахмальные салфетки стоят дыбом – ими даже как-то неловко вытирать руки.

На стенах ресторана, в правильных рамках, висели картины эротично-чувственного содержания. Наверное, потому что еда – это афродизиак…

На одной из картин напротив друг друга сидели голые мужчина и женщина и ели, по всей видимости, спагетти. И у них везде присутствовали спагетти, кустиками: подмышками, на лобке, во рту и даже на плечах. Хрупкая, тонкая линия рисунка чёрным пером усугубляла изысканность сюжета. А вот ещё: женщина с голой грудью угощает мужчину, стоя у сервированного стола, а он сыплет ей перец на грудь. Или соль?

Сдобная, как выпечка, официантка предложила мне кофе или чай на выбор.

Я выбрала чай и заторможено наблюдала, как он полился в стоящую передо мной чашку каштановой, дымящейся струей.

Аппетита, конечно, не возникло. Так, любопытство. Умозрительно хотелось попробовать то, что имело необычный вид, или то, что я никогда не ела. Но организм не принимал пятизвёздочного подарка. Пришлось покормить его усилием воли, чтобы потом не ныл и не канючил.