Читаем Всегда со мной. О моем Учителе РАБАШе полностью

В эти семь дней я пытался записывать за РАБАШем, и из этого сложилась моя восьмая книга – «Зоар». Там нет меня. Я очень старался ничего не добавить от себя. Там РАШБИ и РАБАШ.

Так мы провели вместе эти семь незабываемых дней. А когда они закончились, РАБАШ сказал: «Теперь мне надо уединиться».

И уехал в Тверию.

<p>Уединение РАБАШа</p>

Поездки в Тверию он совершал сам, никого к ним не подпускал, хотел быть один.

Раз в месяц он уезжал от нас на два дня. В Тверии он жил в маленьком домике у Дрори, старого своего ученика.

Наступало время, когда он должен был выйти из своего постоянного места обитания, оставить семью, детей, жену, учеников, остаться наедине с самим собой.

В прошлые времена так вообще было принято у каббалистов и называлось «выходом в изгнание». Человек выходил из дома, ничего не брал с собой, уходил на год или два. Зарабатывал, как мог, жил, где придется, держался только за Творца, потому что не за кого было больше держаться.

РАБАШ не мог себе позволить год или два, а только несколько дней.

Когда он возвращался обратно, я его встречал с автобуса, нес чемодан и, не скрою, мечтал, что однажды он возьмет и меня с собой.

Но я не смел предложить ему это, понимая, как важно каббалисту такого уровня уединение. И однажды я убедился в этом сам.

<p>Он был не здесь</p>

Как-то раз, когда РАБАШ уехал в Тверию, вся наша группа вдруг решила: поедем к нему. Было это в четверг, как раз в день собрания товарищей, он должен был в пятницу возвращаться, решили провести этот день вместе с Учителем, сделать трапезу, думали, что порадуем его этим.

Приехали. Подошли к забору домика, в котором жил РАБАШ, и вдруг остановились. Мы поняли, что не знаем, как войти, не понимаем вообще, почему приехали, как в нас родилась эта мысль. Нас ведь никто не приглашал. Стояли перед забором, молчали и не знали, что делать. Вдруг кто-то сказал: «Пусть Михаэль идет». И все посмотрели на меня.

Я, помню, вошел в заросший сад, помню, как прошел по тропинке к дому, и все время жила во мне эта тревога, что пришли не вовремя, что он не звал нас, почему я иду, почему согласился?!!

Так и подошел к двери дома, на ней была сетка от комаров, большая, во всю дверь, я помню все, до мельчайших деталей. Я посмотрел сквозь нее, сначала ничего не увидел, а потом вдруг различил человека, сидящего на кровати. Я не сразу понял, что это РАБАШ.

Он сидел, не двигаясь, в штанах и нижней рубашке, и смотрел перед собой. Я долго не решался нарушить тишину, но и мысль, что я подглядываю за ним, тоже не радовала. Поэтому, я тихо произнес: «Здравствуйте, Ребе».

Он не отреагировал. Я позвал громче: «Ребе?!» Он медленно повернул ко мне голову, и я вдруг понял, – он же меня не видит!

РАБАШ смотрел куда-то сквозь меня, словно я был прозрачный. Помню, как у меня билось сердце, я не знал, что делать в такой ситуации.

Он вдруг перевел взгляд вниз, на пол. Это длилось минуты две, не больше. Потом медленно поднял на меня глаза и спросил: «А кто тебя сюда звал?»

Он сказал это тихо, таким тоном, как будто говорил с абсолютно чужим, незваным человеком. И я снова подумал, надо разворачиваться срочно и уходить. И увозить всех. Но я ответил все-таки: «Ребе, мы приехали вместе. Вся группа. Мы думали…»

«А кто вас звал?» – перебил он меня. Сказал и снова отвел взгляд. Снова вернулся в то же состояние, в котором я его застал.

Я больше не говорил ни слова, боялся нарушить его тишину. Осторожно спустился со ступенек, закурил. Подошли ребята, они сразу все поняли, мне даже не пришлось им ничего объяснять. Мы сидели, курили, и не знали, что делать.

<p>Выход</p>

Когда не было внешних помех и не надо было ни перед кем «рисоваться», РАБАШ мог войти в такое внутреннее состояние, в котором он практически тела не чувствовал, оно не мешало ему, он уходил в себя.

С трудом слышал, что происходит вокруг, все переживал внутри. Это не было медитацией, нет такого понятия в каббале, это было духовное углубление. Это его состояние я и подглядел в Тверии.

Прошло полчаса, а может быть и больше. Мы не знали, что делать. С одной стороны, понимали, что нельзя было приезжать, не сообщив ему об этом, с другой стороны, я чувствовал, что не могу его таким оставить, что надо ждать.

И тут вышел Ребе. Он уже был другой, взгляд другой, «оживший», глаза разглядывали нас с любопытством, он спросил: «Ну, и что вы тут делаете?» Мы начали ему объяснять, что не хотели его тревожить, что решили в Тверии сделать наше заседание товарищей, ну и зашли заодно навестить. Подумали, как же так, быть в Тверии и не навестить.

Мы все посмотрели на РАБАШа. Он выдержал хорошую паузу, снова оглядел нас. и сказал: «Делаем трапезу».

У всех сразу отлегло от сердца, все так обрадовались, заулыбались. Арон Бризель, специалист по трапезам, кого-то послал на рынок, кто-то уже кипятил воду, кто-то нарезал овощи, и у всех у нас было ощущение праздника.

<p>О трапезе</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии