Все живы

– Конечно, бери. Небольшой же, сантиметров сорок, наверное. Пусть с тобой живет. Потом детям своим показывать будешь. Хорошо, когда хоть несколько вещей из прошлого в семье остается.

– Ну вот, две вещи уже есть. Боря и этот… дирижабль.

– Его зовут Боря?

– Да.

Алексей Степанович загнал мальчика в летний душ, потом сполоснулся сам. Вода была теплая и немного пахла ржавчиной. На полу душевой лежал толстый кусок плотного пенопласта, поцарапанный и с отколотым углом, но приятный ногам. Маленькое окошко было закрыто толстым ребристым стеклом.

– Ну что, ты готов к дальнейшим подвигам? Сходим к тебе? Мне твой дядя дал ключ. Если устал, то можем на завтра перенести. Но завтра обязательно в школу нужно, а потом жарко будет. Решай.

– Давайте сходим сегодня.

Боре показалось, что квартира бабы Нади стала меньше, а мебели в ней больше. Он осторожно прошел в носках в свой закуток и сел на кровать. Потом лег и уставился на разноцветные танки с длинными стволами, прикрепленные красными и синими кнопками к заднику шифоньера. «Странно, что я ничего не чувствую. Ну, то есть должны же быть какие-то чувства». Алексей Степанович куда-то делся, и через некоторое время Боря забеспокоился. «Вот почитает мои медицинские выписки и передумает меня брать. Нет, в интернат я не пойду. Что угодно, только не в интернат. А что тогда? Не в озере же нашем топиться». Мальчик даже задержал дыхание, когда встретился с этой мыслью, так внезапно всплывшей в его голове. Быстро-быстро замелькали картинки: вот его тело поднимают багром из глубины, перекидывают в лодку. В волосах запуталась тина, лицо синее, припухшее, как у мамы. Только у нее было красное. Плотный синий пакет, машина урчит мотором, выезжая с грунтовой дороги. На опознании дядя Коля хмуро смотрит на племянника, молча кивает. Похороны, его туда же, поперек могил папы и бабушки: рядом места для него нет, и он будет лежать в их ногах. Или над головой? Что там говорил Алексей Степанович? Да где же он, в самом деле?!

– Алексей Степанович! Вы где? – не выдержал Боря, который больше не захотел досматривать кино в голове: и так всё ясно. Он не хочет совпасть с тем совершенно неподвижным мальчиком, над которым медленно оседает два метра земли. Лучше интернат? Нет, лучше пусть он уедет с этим невысоким человеком, который так уверенно умеет управляться с кисточками и карандашом!

– Вот ты где! А что, уютно! Ну вот, ты плачешь наконец-то. А я всё думал, когда же тебя накроет, чтобы тогда быть рядом.

– Не уезжайте без меня, пожалуйста! – всхлипнул Боря, вытирая щеки тыльной стороной руки.

– Ну, ты чего? Я думал, тебе уезжать жалко, а ты такие глупости выдумал! И салфетки у меня опять нету. Пойдем на кухню, умоешься. Слушай, замечательные танки, внушительные! А говорил, что рисовать не умеешь!

– Танки умею, – стараясь не всхлипывать, ответил Боря.

«Как же лучше? Заговорить его всякой всячиной, или пусть как-то проживет, осознает всю эту хрень, которая на него свалилась? Вот не специалист я по таким вещам. Только арт-терапию и умею. А и ладно! Что умею, тем и буду пользоваться! А вернемся в Волгоград – сразу же к Ирине Сергеевне, благо она согласилась на дополнительное занятие в частном порядке. Значит, нам бы ночь продержаться и день простоять! Да, день… Завтра будет не из легких». – И Алексей Степанович решил действовать по обстановке, а на ночь обязательно скормить Боре таблетку тенотена.

– Возьми отсюда что-нибудь на память, хоть чашку, – предложил художник, разглядывая стопки посуды в серванте.

– Я свою чайную ложку заберу, серебряную. Мне ее дедушка «на зубок» подарил, красивая! Вот смотрите, какая ручка!

– Замечательно! А из игрушек, может, что? Только небольшое.

– А можно корабль из лего? Он мало места занимает, ну, разобранный.

– Бери.

Боря выкатил из-под кровати большой пластиковый ящик, открыл крышку и стал по одной вытаскивать свои вещи, разглядывать их и выкладывать рядом на пол. Художник уселся на зеленое узорчатое покрывало и с интересом наблюдал за процессом.

– Этот катер мне дядя Саша привез, он сам плавает! Так, калейдоскоп. Жук этот бегает, только батарейка села. В этом пакете корабль разобранный, я его заберу. А здесь всё лего вперемешку уже. А это такой маленький дрон, только у него одна лопасть отломалась, когда он в дерево врезался. Дядя Саша обещал мне на первое сентября еще подарить, большой, с камерой!

– Смотрю, он тебя баловал подарками.

– Да, и телефон, и планшет, и вон наушники у меня суперские, – всё он надарил. Хотел еще игровую приставку купить, но бабушка не разрешила. Невролог… – Он смущенно замолчал.

– А это что? – Художник перевел разговор с явно беспокоящей мальчика темы диагнозов, показывая на общую тетрадь с белым парусником и чайками на обложке.

– Да так… я комикс хотел нарисовать, но людей-то я не умею. Вот и стал просто писать, что они делают. Правда, почерк-то у меня тоже фиговый.

– Забирай, пригодится. Ну что, выдвигаемся? А то Марина придет, а нас нету.

Он сел рядом с мальчиком, который молча смотрел на разложенные на полу игрушки, обнял за плечи: