Все сначала

Завтра по этим мостовым, мимо этих витрин будет носиться, сметая ограждения трогательных садиков и сгибая в дугу фонарные столбы, дикая торжествующая орда. С воем, лязгом и грохотом барабанов, потрясая оранжевыми знаменами и полыхая оранжевыми фальшфейерами, эти варвары будут метаться по всему историческому центру туда и сюда, затопляя собою окрестные переулки и засыпая потерянными бейсболками, проколотыми надувными коронами, рваными кедами, давленными пластиковыми стаканами и покореженными велосипедами нежную гладь задумчивых каналов.

Упоены эти бешеные толпы, впрочем, будут не только собственным всесилием и свободой. Именно в видах предстоящего всеобщего упоения специально нанятая городским советом команда и выгружает теперь с огромной автоплатформы тридцать шесть новеньких передвижных туалетных кабин, да еще столько же открытых всем ветрам и взглядам пластмассовых писсуаров (каждый — на четыре одновременно писающих персоны) и расставляет все это санитарно-гигиеническое великолепие в шахматном порядке по всей действительно огромной площади. По всему же ее периметру занимают места мобильные пункты упоения — с кранами, бочками и пирамидальными штабелями одноразовых стаканов и кружек, в цветах и логотипах бесчисленных амстелей, хайнекенов и гролшей.

Предстоящее городу, как и всей стране, впрочем, бедствие называется “Коннингиндаг”, день рождения Юлианы, матери ныне царствующей королевы Нидерландов Беатрикс, — самый любимый голландцами и самый веселый для каждого из них праздник в году.

Город, где мы оказались накануне торжеств, называется Гауда. Потому, кстати, тут и площадь такая чудовищно огромная по сравнению со скромными масштабами городка, что это от веку — самый большой сырный рынок страны. То есть вообразите себе: мы сидим в родном городе “гауды” и обсуждаем печальную судьбу “эдама”. Парадоксальнее, пожалуй, только история о супруге одного из российских министров, спросившей во время посещения штаб-квартиры компании “Кока-кола”, не найдется ли у них баночки “Пепси”.

С “гаудой”-то все вроде без подвоха: на наших прилавках — в правильном месте, где в сырах понимают, — мы видим такие же точно круги с приятно окатанными краями, в традиционных печатях по желтому воску. Видим-то видим, но разница обнаруживается сразу, как только доберешься до того, что там, под воском этим. Настоящая “гауда” предстает здесь в десятках разных обличий: совсем молодая, вполне зрелая, выдержанная или особым образом состаренная; традиционно деликатная, нейтральная на вкус, или обогащенная разными добавками и начинками — перцем, травами, горчичным семенем, орехами, маслинами; в сувенирных головках с кулачок и полновесными кругами с паровозное колесо.

Этакая получается выполненная в сыре модель страны: империя многообразия, центр мировой толерантности — королевство всех и всяческих различий, провозгласившее, что люди вправе хотеть разного, разное любить и ненавидеть, разным гордиться и разного стыдиться, по-разному строить свою жизнь. Каждый — по-своему. И в этом, может быть, главное человеческое богатство, в этом человеческая свобода.

Голландия так устроена сегодня. Тут это удалось, состоялось. Это голландцы и празднуют в день рождения строгой, но верной своей королевы-матери.

Нам приносят традиционного гаудского сырного супа — густого и яркого. Ну да, окуная ложку в его бархатную глубину, можно думать и о том, что сырным супчиком нас удивить трудно: тысячу раз устраивали мы в позднесоветскую школьную пору эти химические опыты на дому, распуская в ковшике с кипятком плавленый сырок “Кисломолочный”.

Только вряд ли получится убедить себя, что не чувствуешь разницы, если сравнить, например, два этих супа. Или два “эдама” — настоящий и экспортный. Или две свободы — здешнюю и нашу: точнее, два отношения к ней, две страсти, две ценности.

Хотите проверить сами? Ну, валяйте, конечно. Вот вам простейший из доступных примеров.

Сто грамм бекона настрогать тоненькими поперечными полосочками и обжарить до красивого красноватого цвета и приятной хрусткости на дне толстодонной кастрюли. Слить весь вытопившийся жир, добавить вместо него приличный кусок топленого или хорошего сливочного масла, выложить туда же крупную луковицу, порубленную как можно мельче, и оставить на небольшом огне, что называется, пропотеть.