А Изобель Макаслан умела выживать – даже если потом ей придется себя ненавидеть.
– Не знаю, – прошептала она в ответ. – Но сказке настал конец.
Всхлипнув, она схватила Алистера за воротник и притянула его к себе. Его губы прижались к ее губам, и она почувствовала, как он застыл от удивления. На мгновение они оба замерли. Его дыхание обжигало ее кожу, он чувствовал вкус ее слез. Затем он обхватил ее крепче, притянул ближе к себе, как будто ее могли украсть, как и многое другое в его жизни. Изобель почувствовала, как чаша Поцелуя ворожеи опрокинулась – и теперь он мог увидеть ее мысли за последние две недели. Все его желания совпадали с ее собственными. Когда проклятие Рида вырвалось из кольца, висящего на ее шее, Алистер был слишком отвлечен запутанными эмоциями Изобель, чтобы заметить, что она сделала.
И внезапно у поцелуя появился привкус гнили.
Глаза Алистера расширились, но прежде чем он успел отреагировать, его оттащили от нее. Призрачная белизна Объятий жнеца просочилась сквозь кончики его пальцев. Он прерывисто задышал, как будто каждый вздох мог стать для него последним.
Изобель больно ударилась о землю, когда Хендри хрипло прошептал:
–
В этой сказке принцесса убила дракона.
– Изобель! – крикнула Бриони.
Неожиданно рядом с ней оказалось еще три человека. Они схватили ее и оттащили в сторону.
Последнее, что увидела Изобель перед тем, как вспыхнуло заклинание Перемещения, была ярость в глазах Алистера.
Она сделала правильный выбор.
У их сказки не могло быть счастливого конца.
Каждый погибший чемпион заслуживает большего, чем имя, вырезанное на какой-то колонне.
Теперь, когда в живых не было уже двух чемпионов, алое покрывало Кровавой завесы стало еще светлее. От синевы дневного неба Ильвернат казался погруженным в глубокий, красновато-фиолетовый свет.
И жители Ильверната это заметили. На улицах появились пешеходы – местные, охотники за проклятиями, журналисты. Они показывали пальцами на небо и перешептывались между собой. Сплетни о смерти Элионор Пэйн уже распространились среди городских сплетников со скоростью лесного пожара.
Никто из этих зрителей не заметил, как по улицам пробирается окровавленный Гэвин Грив. Он поморщился, пытаясь сохранить заклинание Невидимости, несмотря на пульсирующую боль в правой руке. Даже сквозь тонкий хлопок футболки он чувствовал, как вены вздуваются на его коже, пульсируя от магии.
Ребята пытались уговорить Гэвина присоединиться к ним, но он отказался. Он не хотел участвовать в манипуляциях Рида МакТавиша или героических заблуждениях Бриони и Финли. С этого момента все вернулось к истокам. Он снова мог полагаться на единственного человека, которому мог доверять, – на самого себя.
Гэвин направился к ряду блестящих витрин магазинов, всех магазинов заклинаний, которые прогнали его всего несколько недель назад. Он остановился перед сверкающей витриной Магазина заклинаний Уолша. Его лицо все еще было в крови Элионор Пэйн.
И она же была одной из причин, по которой он был здесь, – она и Карбри Дэрроу. Когда они умерли, их магия жизни притянулась к нему. Когда Гэвин это заметил, у него появилась идея. Он может наполнять свои песочные часы магией не своей жизни, а жизни другого человека.
А теперь, когда все правила турнира нарушались… его вариантов получения этой магии стало намного больше.
Гэвин открыл дверь магазина и вошел внутрь. Колокольчик, висящий над входом, весело звякнул, и кассирша подняла голову. Никого не увидев, девушка нахмурилась.
– Странно, – пробормотала она.
– Кто там? – раздался тонкий, пронзительный голос. Мгновение спустя из подсобки вышел краснощекий Османд Уолш. Он разглаживал складки того же фиолетового костюма, который был на нем, когда он издевался над Гэвином на свадьбе его сестры.
Гэвин махнул рукой, разоблачая себя перед одним только Османдом Уолшем, и улыбнулся выражению паники, промелькнувшему на лице заклинателя.
– Не ожидали меня увидеть? – самодовольно спросил он.
Затем, прежде чем мужчина успел даже моргнуть, Гэвин схватил его за лацканы костюма и использовал заклинание Перемещения. Еще один подарок Алистера Лоу.
Они приземлились в подземельях Замка.
Они были совсем не похожи на остальную часть Достопримечательности. Сырые каменные стены были покрыты грязью и гнилью, утоптанные земляные полы усеяны костями животных и обломками кандалов и цепей.
Османд был могущественным человеком, уважаемым заклинателем. Но он был так поражен своим ужасным новым окружением и злобной улыбкой Гэвина, что ему удалось только испуганно прохрипеть:
– Н… но… как?
Гэвина накрыло чувство глубокого удовлетворения. Османд выставил Гэвина дураком на глазах у половины Ильверната. Вполне ожидаемо, что теперь больше всего ему хотелось, чтобы никто не смел над ним насмехаться.