Все мы злодеи

Юноши прошли в обеденный зал и уселись за впечатляющий круглый каменный стол, каждый из них держал в руках по бутылке с золотистой жидкостью. Они были настолько покрыты пылью, что на стекле оставались следы их пальцев.

Алистер откупорил свою бутылку и сделал большой глоток. Он сделал возмущенное лицо.

– Это еще что такое?

Гэвин беспокойно понюхал содержимое своей бутылки. Пахло… алкоголем.

– Это… пиво? – догадался он.

– Думаю, это медовуха.

Несмотря на явное отвращение, Алистер сделал еще один глоток. Перед ними стояли две магические доски с кучами пустых магических камней. Гэвин возился со своими камнями, делая вид, что внимательно изучает каждый из них. В эти дни большинство из них были у него в карманах. Он надевал только те кольца, которые, по его мнению, были нужны ему больше всего. Постоянное истощение того не стоило. Алистер тем временем извлекал сырую магию из своих склянок. Их нужно было опустошать осторожно, но Алистер приберег подобное отношение для бутылки с медовухой, встряхнув склянку как сломанный шар судьбы[4].

Гэвин наблюдал, как второй парень делает еще один большой глоток.

– А ты не думаешь о том, что может случиться, если ты ослабишь бдительность?

Алистер растянул губы в улыбке. В резком свете Кровавой завесы его зубы казались желтоватыми, дикими и заостренными. После того, как Бриони убила Карбри, Завеса стала немного светлее.

Гэвин подумал о трупе мальчика и содрогнулся. Он никогда особо не задумывался о том, как будет выглядеть чье-то мертвое тело. Теперь он понял, что это было более интимно, более грязно, чем он ожидал. Наблюдая, как Карбри рухнул на землю, как из него вытекает жизнь, Гэвин понял, что чувствует, как жизненная магия мальчика иссякает – белое облако, рассеявшееся в воздухе. Это казалось… знакомым.

Магия жизни должна была выходить из тел только тогда, когда их хоронили.

– В самом деле, Грив, – промурлыкал Алистер, с явным презрением выделяя последнее слово. – А чего мне стоит бояться?

– У меня, знаешь ли, есть имя.

Взгляд Алистера упал на магическую доску.

– Ты не знаешь, как меня зовут, да? – спросил Гэвин. Он чувствовал себя униженным.

И Изобель, и Бриони называли его по имени при Алистере.

– А может, мне нравится называть тебя Гривом.

Покраснев от гнева, Гэвин поднес бутылку с медом к губам и сделал глоток.

Он тут же закашлялся, чувствуя, как едкая сладость обжигает горло.

– Знаешь, – протянул Алистер, – а я думал, что Гривы знают, что делать с алкоголем.

– Я не пью, – пробормотал Гэвин.

Он не стал говорить, что не пьет именно из-за репутации его семьи.

– Очень жаль. Это весело. – Для пущей убедительности Алистер сделал еще один глоток.

Если заклятый враг Гэвина хотел недооценить его, отказывался даже запоминать его имя, это было прекрасно. Когда появится возможность, он сможет использовать это в своих интересах. И тогда, в первый и последний раз, Алистер увидит, на что он действительно способен.

– Ну что ж, – сказал Гэвин, поднимая свою бутылку с медовухой. – За веселье?

Алистер засмеялся, и Гэвину показалось, что он не делал этого на протяжении многих лет.

– Почему нет? – он коснулся своей бутылкой бутылки Гэвина. – Знаешь, я почти надеюсь, что ты ее отравил.

И с этими словами он сделал большой глоток.

Гэвин притворился, что пьет с ним, и внезапно его охватило осознание.

Он всегда знал, что Алистер опасен – но никогда не замечал, какой он печальный. Это было безошибочно видно по линиям его профиля, по тому, как отчаянно его рука сжимала бутылку.

Какое у него право быть печальным?

– Знаешь, изучая турнир, – сказал Гэвин, не в силах сдержать язвительность в голосе, – я заметил, что Лоу обычно претендуют на Замок. Но ты даже не попытался этого сделать.

Бриони что-то говорила о шаблонах. Гэвин был с ней согласен: чемпионы из определенных семейств действительно чаще выбирали определенные Реликвии и Достопримечательности. Но он тщательно изучил историю этих семейств. И если бы был хоть один намек, что это проклятье можно было уничтожить, он бы уже его заметил.

– Мне не нужна броская Достопримечательность, чтобы люди знали, что я представляю угрозу, – ухмыльнулся Алистер. – Самые опасные чудовища – те, кто подкрадываются к тебе исподтишка. Разве ты не слышал этих сказок?

– В моей семье не принято их рассказывать. У нас нет ни одной доброй сказки.

Гэвин произнес эти слова намного резче, чем планировал, и эхо его голоса разнеслось по комнате. Молодой человек не хотел проявлять такую честность, но когда он посмотрел на Алистера, он увидел, что тот свел брови. Задумавшись. Гэвин был очень за это благодарен. Ненависть или апатию он бы смог пережить.

Жалость была бы невыносимой.

– Перед сном мама рассказывала мне сказку о подменышах, – хрипло сказал Алистер. – Которые похищали ребенка людей и подкладывали вместо него своего соплеменника. Этот подменыш был почти как человек, но все-таки не совсем человек. Он был опаснее. Более диким. Незнакомым. В один прекрасный день чудовища возвращались, чтобы потребовать то, что принадлежит им по праву, забрать ребенка в свои подземные пещеры.