Девушка неуверенно кивнула, поражаясь, на какую ерунду тот направил вектор внимания.
— Тогда пройдёмся по верхам. Не старею. Зверей не ем. Про оборотней не в курсе. Святого не боюсь, в гробу не сплю. Про осиновый кол — тоже выдумка. Да всё выдумка! Вот хотя бы на солнце не сверкаю.
— Не слепая, вижу. — Поправила лямку сумки. — А как другие, тебе подобные? У вас какой-нибудь клан?
— У кого «вас»? Я один.
— Как..? — оробела Тася. — Как один?
Тот не растерялся. Элегантно поправил причёску.
— Вот видишь — тебе со мной несказанно повезло!
Повезло, как утопленнику. У Таси мороз по коже прошёл. В старой куртке стало липко и холодно.
— Может, хоть сверхспособности есть?
— Если это имеет значение… — Он прикусил внутреннюю сторону щеки, решаясь, говорить или нет. — Я приношу людям несчастья, невезение. Оступаются — руки-ноги ломают, строительные балки на них падают. Что работать должно — даёт сбой в самый неподходящий момент.
Тася нервно потёрла шею. Не решаясь фантазировать про упомянутую строительную балку и судьбу того, кто под ней окажется, осмелилась озвучить:
— Напоминает обычный телекинез.
— Не телекинез, — отрезал Остап. — Тебе ещё и обычно! Сама-то чем похвастаешься?
— А я тоже несчастья приношу! Преимущественно себе… Как меня тогда рядом с тобой ещё не убило?
— Очевидно, потому что не хочу.
Тася пропустила нежность мимо ушей. Напрягла память.
— Постой… Всё-таки из-за тебя Марина упала! Мне не показалось!
Упырь побаловал своей фирменной коварно-довольной улыбкой.
— Ну ты..!
— Что я? — подначил он.
Вовремя. Замялась. Следует дознаваться деликатнее. Обмозговать хотя бы свежую порцию информации. Остап не торопил. У них было всё время мира. По крайней мере, пока ему окончательно не сорвёт «крышу».
Вокруг никого, кроме бабульки, ковыляющей со своим пёсиком далеко впереди куда-то во дворы. Какой день, какое место! Остап никак не мог взять в толк, почему кобелю можно наваливаться на суку посреди улицы без спроса, а людям друг на друга — нет? И тех и других ведёт одна и та же природа. Собакам — щенки, а человеку, вопреки здравому смыслу — драка, уголовное преследование со всеми вытекающими. Сгорающий в бесовском пламени, парень затыкал требовательный голос страсти. Остап хотел, чтобы с Тасей всё получилось красиво и ладно. Она заслуживает лучшего: всех трудов, ухищрений и самой грязной лжи. Лишь бы оттаяла. Лишь бы понравился.
Бородавчатые берёзы по обе стороны улицы укрывали голыми ветвями полосу асфальта, по которой проехала парочка автомобилей. Облезлые хрущёвки соседствовали с двухэтажными домами революционной эпохи. Некогда они предназначались для заседаний местных энтузиастов или кабинетов приближённых к партии персон. С некими сдержанными конструктивными решениями домишки чем-то напоминали разорённые поместья американских госслужащих. Деревьям участков недоставало снега или зелени, чтобы спрятать провалы выбитых окон, обшарпанность стен. Кованые заборы кое-где погнулись и порвались, как если бы их ломали шар-бабой7. Не всякий живописец, помешанный на идее разрухи, рискнёт изображать столь детализированные несовершенства. Облупленная голубая эмаль поверх конопатых в ржавчине, перекрученных чугунных стержней, навевающих мысли о коростах. Кубы гаражей, изгвазданных в аляповатых абстракциях из бумажек, ошмётков засохшего клея и краски из баллончика. Под ноги попалась смятая алюминиевая банка из-под энергетика. Парень поддел её носком, и она полетела в жухлую траву, к истлевшей газете и использованным шприцам.
Остап сжал руку в кулаке, чтоб совладать собой и не провести ею по круглой прыщавой щёчке.
— Что-то замолчала. Меня тревожит твоя бледность.
— А меня другое, — не переставая хмуриться, ответила Тася. Сглотнула. — Остап, ты… тёплый. Дышишь. Пьёшь воду. Какая твоя… физиология?
Аура Таси загорелась умилительной неловкостью, заставляющей её унижаться:
— Прости, пожалуйста, просто…
— Расслабься. Мне льстит твой интерес. Тебе легче поверить в ходячего мертвеца, чем во что-то адекватное? Тась, я живой.
Любопытство мешалось со страхом знания. Она подпрыгнула, ощутив прикосновения к запястью. Отшатнулась — парень, снова дотронулся. Они задержались на пятачке асфальта посреди огромной лужи — островок в море грязи. Кто-то высоко наверху, в окне разрушающегося дома, затянул пьяную песню группы «Сектор газа».
— Первая же начала, — подметил упырь. — Не бойся, пожалуйста.
Она вся сжалась, всё же позволяя вести её дрожащую руку. Её пальцы по сравнению с его горячими казались ледяными культяпками трупа. Не отрываясь от её испуганных глаз, Остап приложил пухлую ладошку к своей шее. Ждал, но Тася не продемонстрировала во второй раз своих умений в оказании первой помощи. Не задавила под мышцу — на сонную артерию. Ей было страшно услышать и не услышать пульса.