Защелка на сумке создала мне кучу проблем. Мои пальцы были словно из каши. Они постоянно гнулись. Когда я, наконец, открыл защелку, раздался щелчок, словно кто-то выстрелил из пистолета. Я замер, зная, что через секунду-другую меня могут растоптать.
Но группа на сцене играла очень громко, а щелчок оказался не таким, как мне сперва показалось. Так или иначе, Смит не посмотрел вниз. Когда мое сердце вернулось на место, я сантиметр за сантиметром открыл ранец. Не сильно, только чтобы моя рука могла протиснуться внутрь. Сделав это, я тут же нащупал гладкую ткань одного из шлемов.
Я вытащил его и полез за вторым. Когда достал и его, раздался стук, и появились еще одни ноги в штанах. Кто-то сел рядом со Смитом. Я увидел, как нога нового парня вытянулась и стала странным образом давить на ботинок Смита, будто передавая какое-то сообщение.
Третий!
ГЛАВА IV. Изо всех сил
ФУ-УХ! Я посмотрел на ноги, покрытые плотной коричневой тканью и коричневые полуботинки с длинной царапиной через носок одного, и начал потеть. Если Смит обнаружит то, что случилось, для Кэссиди, или Вонючки, или кем я вообще был, это будет концом!
Но никто не пошевелился. Видимо, ни один из нацистов не хотел рисковать, пока Билли сидела рядом с ними. В любом случае, у меня участилось дыхание. Что дальше?
Проблемы была решена тут же. Я услышал, как, негодуя, завопил знакомый голос.
— Это та женщина! — завопил голос. — Это она! Я уверена, что она похитила ребенка.
Это был остролицый линкор!
Она вернулась с копами. Как только я услышал грубый голос с провинциальным акцентом, тихо велящий Билли пройти с ними, я понял, что назад пути нет. Ну и ну! Если Билли уйдет, оставив меня с этими громилами, с Джерри Кэссиди будет покончено!
Билли тоже знала это. Я мало что увидел, но услышал какую-то возню, линкор вскрикнула от боли, а голос Билли зазвенел от негодования. Она заговорила о нацистских шпионах.
— Вон те двое, офицера, — настаивала Билли. — Рядом со мной. Они вражеские агенты. Они украли важное изобретение.
— Тише, тише, — сказал коп. — Полегче, леди.
Но Смит совершил ошибку. Он потянулся к сумке, и его пальцы обнаружили, что она открыта.
—
Нога Третьего пнула Смита, и дурак заткнулся, но было уже слишком поздно. Он сделал фатальную ошибку. Нью-йоркские копы быстро соображают.
Я услышал крик, громкий стук, и ноги в синих штанах из грубой ткани разъехались в стороны. Я уставился прямо в глаза Смиту, когда тот нагнулся и посмотрел под сидение. Он увидел меня, прячущегося вместе с шлемами передачи разума. Его рука рванулась, чтобы схватить меня. Я едва успел отпрянуть назад.
— Стойте, мистер, — сказал коп. — Эй! Бросай оружие!
Я думаю, он обращался к Третьему, поскольку Смит перегнулся через сиденье и попытался достать меня с другой стороны. В этот раз громкий звук не был топотом ног. Выстрел из пистолета.
Коп не стал стрелять в людей. Он просто бросился на Третьего. Двое других сцепились со Смитом, и это дало мне возможность нырнуть в проход. Начали вскакивать испуганные люди, вопил свисток, а Билли с линкором катились по скату, царапаясь, как дикие кошки. Кто-то знакомый вышел из зала, где шло представление с животными. Это был косоглазый громила, приятель Смита.
Я все это видел лишь краем глаза. Смит высвободился из хватки полицейского и снова направился ко мне. Я опять нырнул под сиденье. Из-за своих маленьких габаритов я обладал преимуществом, но был слабым, и мне нельзя было выпускать из рук шлемы. Смит достал «Уэбли».
Я шмыгнул в другой проход. Только я поднял голову, то сразу увидел, что другой приятель Смита идет ко мне с мерзкой ухмылкой на роже. Я пополз прочь, как головастик. Маленький ребенок может ползать очень быстро, особенно, если это не полоса препятствий. Ряды сидений немного замедляли моих преследователей, и это помогало мне.
Теперь все полностью вышло на публику. Тут и раньше была суматоха, но сейчас шум почти оглушил меня. Люди вопили, кричали и носились, как бешеные.
— Боже! — вскрикнул нацист слева от меня. — Эрик выпустил гориллу. Пристрели ребенка.
— Nein, — отрезал Смит. — Это даст нам возможность уйти отсюда, когда поднимется паника. Но сначала шлемы, быстрее.
Они снова погнались за мной. На этот раз я пополз обратно, — до этого я удирал вверх по скату — и стал спускался вниз. Так было быстрее. К счастью, в меня не стреляли. Немцы, наверное, боялись повредить шлемы.
Я увернулся от руки, пытавшейся схватить меня, поскользнулся и покатился вниз, как мяч. Я не мог остановиться, но по-прежнему крепко держал шлемы для передачи разума. Когда я, наконец, прекратил катиться, то оказался рядом с ареной, которая уже опустела. Выходы были забиты людьми, пытающимися пробиться наружу.
В семи метрах от себя я заметил гориллу, которая приближалась ко мне с открытой пастью!