- Ночью вроде, но, может, врут.
- Так я мигом за вещами - и на вокзал. Ой, что-то голова! дотронулась она до лба.
- Далеко это? Ты где живешь? - спросил Севка.
- Где живу? - запнулась Зина. - В бане, брат, на чердаке. С мальчишками. Может, видел: один в поповской ризе, а еще двое...
- Которые сапоги украли?
- Ага.
- Плюнь! - отрезал Севка. - Вещей там у тебя небось кот наплакал. Пошли на вокзал.
- Вещей-то и правда нет. Да вот карточку фотографическую мамину я под солому спрятала.
Поморщился Севка, пожал плечами: такую вещь и верно не бросишь.
Всю ночь прождал, не сомкнул глаз. Смотрел на вокзальные часы и недоумевал, где Зина. Может, раздумала? А может, та шпана не отпустила?
Утром решил искать. Найти, положим, и не хитро: городскую баню всякий укажет. А вот как повидать Зину? Те небось только и ждут случая содрать с него полушубок. Эх, нет оружия!
Подобрал на дороге камень с кулак, сунул в карман и, пока шел, все храбрился, подбадривал себя: "Трое против двоих. Подумаешь! Зина, хоть и девчонка, а все прикроет с тылу, как говорил в эскадроне дядя Андрей".
Как ни храбрился, а увидел баню без всякого удовольствия. Поглядел на дымившую трубу, почему-то вспомнилось занятое белыми село, где он тогда на тачанке с дядей Федором...
У калитки торчал одноглазый, заросший щетиной дворник. Выждал Севка, пока он куда-нибудь уйдет, прикинул, где может быть ход на чердак. Улучив момент, нырнул в калитку.
Взошел по скрипучей лестнице, отдышался, прислушался. Ни звука... Эх, была не была! Толкнул дверь.
Просторный, светлый чердак был пуст. Лишь у выбеленной известкой трубы лежала куча соломы. А на соломе вплотную к теплым кирпичам - Зина, накрытая до подбородка пальтишком. Осунулась и не узнать.
- Ты что? - наклонился Севка. - Почему не пришла?
- Захворала! Голова раскалывается.
- Простыла, наверно. Сейчас мы тебе температуру смеряем. Вот. На-ка градусник... Есть хочешь? У меня в кармане лепешки. Вкусные!
Зина только поморщилась.
- А где ж "квартиранты"? - огляделся Севка. - Ты вроде одна.
- Хо! Их и след простыл. Боятся заразиться.
Выждав, Севка взял у Зины термометр и тут же стряхнул.
- Ну? Сколько?
- Есть небольшой жар, - соврал Севка. - Где-то тебя сильно продуло...
- Может, и продуло, - согласилась Зина, зевая. - Извини, Сева, спать очень хочется...
Он посидел минут десять возле уснувшей Зины. Встал, накрыл ее поверх пальто охапкой соломы. Не проснулась!
- Спи! - сказал Севка и вышел.
Страх погнал его неведомо куда. Словно влез кто-то в Севку и кричит: "Беги, дурной, это не простуда, это тиф! Прочь от этого места, тут погибель!.."
Севка шагает, не разбирая дороги, едва сдерживает ноги, чтобы не побежать. Горько ему и нестерпимо стыдно, а ног не унять.
Остановился. Незнакомая окраинная улочка. Домишки, пустые палисадники. В оконных стеклах горит солнце. Весна! "А Зина одна на чердаке. Сбежал от нее, как последний трус. Как те шкеты. Назад, скорее назад!"
Севкино внимание привлекли какие-то звуки. Музыка! Но на чем это играют? Не гармонь, не балалайка, не скрипка. Повернулся к приотворенному окну, задернутому занавеской, и заслушался.
Удивительная штука - музыка! Севка знает, что стоит на окраинной улице Тюмени, а кажется, что не здесь. Чудится, будто эскадрон атакует лавой. Вот вылетели с лесной опушки кони, стелются по земле, прижав уши, а всадники привстали на стременах, вскинули клинки... Над плетнями заголубели дымки выстрелов - это пехота белых... И вдруг - пулеметная строчка. Словно дерюгу рвут...
Музыка смолкла, но она еще звучит в Севке. Храпят ошалелые кони, свистит в Севкиной руке кнут, пулеметчик Федор Дроздов припал к "максиму": та-та-та-та!
- Что ты стоишь тут, мальчик?
Очнулся Севка. Из отворенной калитки на него смотрит высокая седая женщина.
- Это вы играли? - спросил.
- Я.
- А на чем?
- На рояле, мальчик. Я рада, если тебе понравилось. Хочешь еще послушать?
- Ага!
- Так заходи, пожалуйста!
Сняв у порога шлем, Севка вошел в маленький домик, опасаясь, как бы не затоптать лаптями крашеный пол.
- Вот он, волшебник! - указала старушка на рояль. - Ты разве никогда не видел?
- Нет.
Пальцы ударили по клавишам, взлетели вверх, снова упали. И Севка позабыл все на свете. Теперь ему почудилось, что оказался он в своем поселке. Вернее, на лугу, возле речки, которая протекает через поселок. Кузнечики в траве стрекочут, журчит на перекате вода, порхают бабочки, пчелы, звеня, садятся на цветы, а стремительные ласточки так и режут небо... И нет ни войны, ни забитых вокзалов, ни голода, ни болезней. Есть только радость.
- Это Чайковский, - будто сквозь сон слышит Севка. - Еще играть?
- Нет! - спохватился он. - Спасибо... Вот если б вы позволили в другой раз прийти...
Шел Севка обратной дорогой к бане - словно нес на себе тяжелый груз. Музыка музыкой, а Зина-то одна. Что подумает, когда проснется? Клава небось нянчилась с Севкой, как с маленьким. А он? Может, ей уже получше? Хоть бы выздоровела!
Нет, не лучше. Солому как положил поверх пальто - так и лежит.
- Болит? - подошел он на цыпочках к Зине. - Да ты никак плакала?
- Ну и плакала! Где ты был?