Толкучка мерно гудела, по ней словно волны гуляли, как по морю. И вдруг пронзительный крик:
- Держи-и! Сапоги унес!..
Сильней заходили волны, то нахлынут, то с ревом откатятся. На какую-то минуту вокруг Севки стало пусто.
И в ту же минуту из толпы вынырнул мальчишка в мундире. За ним рыжий мужик в картузе.
- Лови! - крикнул мальчишка Севке, а сам - бах рыжему в ноги! Тот кверху тормашками, а на него уже другие падают. Ругань, крик, свалка!
Севка поймал сапоги и стоит. Его окружили.
- Попался, ворюга? Что, не удалось?..
- Чего разговаривать? Бей шельму!
- Не бей! - закричала женщина. - Или у вас гляделки повылазили? Он же только подобрал, а того, который крал, и след простыл.
- Разве так? А я думал - этот, - осекся долговязый детина в заячьем треухе. - Счастье твое, паря, - показал он Севке кулак величиной с добрую тыкву.
Сапоги забрали, унесли. На Севку даже не оглянулись. Он постоял с минуту и побрел прочь. Все равно куда, лишь бы здесь не быть.
Идет незнакомой улицей, слышит - кто-то догоняет.
- Эй, ты, желторотый!
Севка оглянулся: тот самый в ризе, коренастый. А за ним еще двое - в мундире и в женской юбке.
Один забежал наперед, другой чуть приотстал, а коренастый подошел вплотную.
- Проворонил сапоги - скидывай полушубок! - уперся он в Севку острыми, широко посаженными глазами и сгреб за рукав.
Понял Севка, что дал себя окружить и отступать ему некуда. В капкане!
Чуть пригнулся, выпрямился и молниеносно боднул коренастого головой в подбородок. А сам - верть, и пулей назад к барахолке! Обогнул сдрейфившего мальчишку в бабьей юбке, несется, не чуя ног, к воротам под защиту толпы.
А из ворот - та девчонка, Жара.
- Ты куда это, шит колпак? - улыбается, как знакомому.
Будто на стену налетел, остановился Севка. Хлопнул себя ладонью по лбу, постоял секунду, припоминая.
- Слово - серебро! - выпалил. И - мимо. Лишь на другой стороне улицы оглянулся. За ним никакой погони, а девчонка все еще там. Стоит, как очумелая, смотрит вслед.
"Вон ты какая, Зина Лебяжина, - подумал Севка. - Барышня... Жар-птица! Походишь теперь за мной..."
Озадаченная девчонка, и верно, двинулась к нему. Но Севка сделал вид, что не заметил. Идет себе по направлению к вокзалу и чувствует, что она за ним. Чуть прибавил шагу - но и та не отстает на своих каблучках.
Оглянулся Севка, подождал.
- Говорила - чучело, а сама за мной, как на веревке, - усмехнулся он.
- Какой злопамятный... Слушай, откуда ты знаешь те слова?
- Какие?
- Про серебро...
- Просто так сказал.
- Нет, не просто! Один только человек знает, когда их говорить.
- Клава? - спросил Севка.
- Клава!
- Так она же их Зине говорила, а ты ведь Жара.
- Вот беспонятливый! Не знаешь, что есть клички?
И не подозревал Севка, каким неожиданным выстрелом прогремел над Зиной этот Клавин пароль. Всего лишь половина пословицы, а в ней целый мир. Тут и отцовский дом, и рояль в четыре руки, и родной человек сестра.
Быстро наигралась Зина в атаманшу над странствующими мальчишками, а когда опомнилась, поняла, что катится неведомо куда, как пущенное под гору колесо. Дом пустой, сестра неизвестно где, приходится жить как живется.
- Тебя как зовут? - спросила Зина.
- Севастьяном, а попросту Севкой. Кличку не догадался придумать.
- Расскажи мне про Клаву. Какая она теперь? - попросила Зина, словно и не заметив подковырки.
И Севка сменил гнев на милость. Из его рассказа явствовало, что бойцу в госпитале - чистый рай, если попадет в Клавину палату.
- Одно только тяжело - расставаться, - вспомнил он морозный март. Платок с себя да мне на шею... Другой, говорит, есть. Неправда, поди.
- Неправда! - подтвердила Зина. - А трудно ей там Сева?
"Трудно ли?" задумался Севка и долго молчал.
- Да нет. Не трудно! Чего не вытерпишь, если бойца в госпиталь плашмя несут, а в часть он идет на своих ногах? Например, дядя Мирон или дядя Микола. Встанут и опять будут биться за счастье, как велит товарищ Ленин.
Слушает Зина и удивляется. Она все надеялась, что придет кто-то большой и сильный - остановит несущееся под гору колесо. А пришел мальчишка. В лаптях, в полушубке с чужого плеча и шлеме с красной звездой. Малограмотный, а знает что-то очень важное, о чем она и не слыхала в своей гимназии. Может, он и есть тот рыцарь без страха и упрека, который виделся ей в мечтах?
- Ты теперь куда? - спросила Зина.
- На вокзал. Мне свой эскадрон догонять. Айда вместе!
- А примут?
"Верно! - спохватился Севка. - Девчонка... Но не бросать же ее".
- Примут, должно, - неуверенно сказал он. - Меня же принял командир, дядя Степан. И учился-то я всего три зимы, а ты ведь грамотная, Зина... Сам товарищ Ленин сказал, что после войны все ребятишки беспременно будут учиться, потому что грамотные нужны позарез.
- Так и сказал "позарез"? Это он кому сказал?
- Мне, - помолчав, ответил Севка. - Может, не этими словами, но смысл этот самый.
- Ты разве видел товарища Ленина?
- Не видел, - вздохнул Севка. - Но все равно он мне сказал. Вроде это было во сне, а как подумаешь - вроде и на самом деле.
- Поехали! - загорелась Зина. - Если и не примут, что я теряю, правда? Поезд когда?