Время зимы

  У Ластриков было много ониксовых "глаз". Но, с тех пор как мастер-волшебник, долгие годы верой и правдой служивший Фиранду, исчез, Катарина перестала доверять шарам. Старика могли похитить и пытками ли, уговорами ли, заставить рассказать, как он настраивал "глаза" Ластриков. Если так и случилось, то Катарина скорее бы дала откусить себе руку, чем хоть слово сказала в черный, маслянистый шар, всегда холодный, будто вечные льды севера. Теперь таремка корила себя, что не дала Фиранду воспользоваться примером прадеда и уговорила брата сохранить жизнь старику.

  Так или иначе, а до тех пор, пока судьба волшебника оставалась тайной за семью печатями, Катарина не рисковала. Когда письмо было подготовлено, она передала туб Многоликому, вложила в ладонь мальчишки рунный ключ-камень и, пожелав благословения Калисеи, отправила в Иштар.

  Когда Катарина закончила заниматься цветами, ее потревожила сенешаль Замка на Пике. Звук от деревянных подошв ее обуви, был резкий и хлесткий, как и сама женщина. Леди Ластрик не могла припомнить точно, который год минул этой раздобревшей, но по-прежнему бойкой бабе.

  - Госпожа...

  - Вернулся Многоликий? Он сам? - Не дала закончить Катарина, вытерла ладони тряпицей и отослала прочь рабынь. Проводив взглядом безмолвную кавалькаду темнокожих, бритых наголо эфратиек, - Катарина считала, что всякая растительность на теле рабов служит рассадником паразитов и кожных высыпаний, - она вновь поглядела на сенешаль, ожидая ответа.

  - Да, госпожа, - торопливо подтвердила женщина. - Он просил передать, что привез дасирийский подарок.

  Катарина просияла. Даже быстрее, чем она думала. Впрочем, Многоликий как-то сказал, что дарит ей свою голову, и если настанет черный день и он не сможет исполнить волю госпожи, то не станет прятаться от наказания. Леди Ластрик льстила щенячья покорность конопатого мальчишки, но она не разрешала себе забыться - как бы там ни было, а Многоликий навсегда останется волком, посаженным на хозяйскую цепь. Он научится есть с руки и вилять хвостом, но никогда не перестанет искать случая, чтоб перегрызть и ошейник, и глотку хозяину.

  - Желает ли госпожа, чтоб подготовили комнату? - Сенешаль чуть приподняла косматую, девственно не знавшую щипцов, бровь. Одетая во все серое, она напоминала сову - крючковатый нос, обманчиво неповоротливое тело на коротких ногах. Единственным ярким пятном на ней была сенешальская атласная лента - зеленая, с белыми лилиями фамильного герба Ластриков.

  - Нет, гость не задержится.

  Сенешаль склонилась в поклоне - в седых волосах, тонких и ломких, как сухой тростник, добавилось проплешин. Катарина поморщилась. Несмотря на безупречную службу и прочие заслуги перед гербом с лилиями, женщина эта называлась женщиной лишь потому, что родила троих детей.

  - Я подготовлю Трофейный зал для трапезы, госпожа.

  - Не стоит. Приведи гостя сюда, и скажи Многоликому, чтоб присоединился к нам. И пусть подадут теплого вина с гвоздикой - что-то мне нездоровится.

  В подтверждение словам, леди Ластрик чихнула и подтерла нос. Проклятый Баттар-Хор, все же братец Фиранд прав был, когда говорил о соплях, только Ракел не имел к тому никакого отношения.

  Сенешаль уже стояла в дверях, намереваясь покинуть сад, но Катарина задержала ее громким окриком. Женщина смиренно повернулась, сложила ладони поверх ленты и бесцветными глазами уставилась на хозяйку.

  - Как наш алексийский соловей? - Катарина тронула пальцами крохотные синие бутоны незабудок, улыбаясь цветам так, как редко улыбалась людям.

  - Счастлив, госпожа.

  - Проследи, чтоб его не перепоили хасисом, а то еще ослабнет умом.

  И снова кивок, покорный, учтивый - сенешальская ленка чуть не достала пола. Жестом, Катарина отпустила женщину.

  Ожидая дасирийского гостя, она присела на скамейку под сенью буйных виноградных лоз. Молодые гроздья раздулись от сока, и клинья их тянулись вниз, напрашиваясь в ладонь. Леди Ластрик задумчиво сорвала пару крупных ягод, но так и не положила их в рот. Здесь, в Тареме, виноград рос чуть ли не на голом камне, лозы жадно ползли к ласковому солнцу, цепляясь тонкими пальцами за все, что находилось поблизости. Синий мелкий виноград, кислый и годный лишь на брагу для рабов, крупный зеленый, из листьев которого делали салаты и добавляли в соленья, для кислинки, янтарный сорт с горчинкой, черный терпкий - всех было не пересчитать. То, что здесь шло на корм рабам и скоту, в северных землях считалось дорогим лакомством.

  Катарина отбросила ягоды в сторону, подыскала подходящую пышную гроздь, и срезала ее.

  Когда в дверях, окруженный стражей, появился бывший дасирийский советник Саа-Рош, Катарина встретила его кивком и виноградной гроздью, стараясь не смотреть на потное, воспаленное прыщами, лицо. Саа-Рош тут же откусил, прямо с грозди, сок брызнул на пухлую, будто свежая булка, ладонь, побежал в рукав. Дасирийцу даже в голову не пришло попросить воды, чтоб сполоснуть с ладоней дорожную пыль. Катарина мысленно пожелал себе терпения, задумалась о благе Тарема и слилась с улыбкой.