Время зимы

Глава семнадцатая

Арэн не выспался. Всю ночь чудилось, будто его душит чей-то тяжелый взгляд. Несколько раз, ближе к утру, дасириец вставал с сенника, чтоб размять кости и пройтись побережьем. Тепло неумолимо наступало с юга, в воздухе пахло сырым рассветом, морем и кровью. Именно кровью, чей запах Арэн не мог не помнить, даже если б очень захотел.

Дозорные сидели у небольшого костерка, переговаривались вполголоса и, завидев Арэна, притихли. Он не стал подходить к северянам, побродил немного и снова лег, пытаясь уснуть. Напрасно, так и провалялся до самого рассвета, когда из пещеры стали появляться заспанные женщины и насупленная малышня. Развели еще костер: в воздухе запахло жареным мясом.

Огонь, что принесли из Большого очага Яркии, бережно хранили на поленьях внутри пещеры. Женщины вырыли небольшое углубление в земле, собрали весь хворост с округи и дождались, пока огонь разрастется вполню силу. После подложили толстых веток, которые мужчины собрали в лесной гряде на утесе.

А потом прибежал Луме. Мальчишка то и дело пытался избавиться от перевязи, но кто-то из женщин обязательно оказывался рядом, чтоб остановить его и "приласкать" подзатыльником. Маленький северянин хоть и был круглым сиротой, на произвол судьбы его не бросили, а когда доходил черед есть, подпихали Лиме к остальным детям, и давали баранины вровень с остальными.

Сейчас Луме бежал с самого верха утеса, так резво, что дважды чуть не свалился кубарем с пологого склона. Арэн подумал, что как только мальчик окажется поблизости, он и сам даст ему затрещин за то, что ослушался и, вопреки наставлениям, ушел далеко от лагеря. Но Луме спешил так, что у дасирийца невольно зародилось подозрение — не ведет ли маленький северянин за собою незваных гостей? Он торопливым шагом пошел ему навстречу и пацаненок, как только добежал до Арэна, принялся невнятно что-то говорить. От бега грудь его высоко вздымалась, слова комкались и рвались, образуя несвязный потом, из которого Арэн понял только одно — корабли.

— Какие корабли? — Арэн тряхнул пацаненка за плечи.

— Там, — Луме указал на север, отдышался немного, утирая слезы, набежавшие в уголки глаз. — С парусами такими, большими. И белый парус на том, что идет самым важным, и дракон у него на носу, тоже белый.

— Много? — Дасириец не давал расцветающей надежде раскрыться в полную силу.

— Много, господин, — кивнул мальчик.

— Предупреди в лагере, — велел Арэн, — пусть готовятся на всякий случай. А я пойду погляжу, кого море принесло в гости в такую рань.

Острое море принесло драккары. Дасириец насчитал несколько десятков, но были и еще. Луме все сказал верно — к тому времени, как Арэн взобрался на утес, первый из кораблей был достаточно близко, чтоб разглядеть тех, кто упрямо налегал на весла и рослого мужчину в самом носу драккара. Северяне, ветер приносил их громкую песню на северном наречии, рванном и грубом, но оно сейчас как никогда раньше ласкало слух дасирийца. И, хоть Арэн уже не сильно верил в то, что помощь придет, душа его ликовала.

Когда он вернулся обратно на берег, там уже царил хаос. Часть мужчин похвасталась за выстроганные колья, часть пыталась заставить женщин и детей прятаться обратно в пещеру. Кто-то заливал огонь, какая-то старуха стенала, что в спешке опрокинули целый котелок похлебки.

— Это помощь пришла, — громко сказал Арэн. Пришлось повторить, потому что даже его громогласные слова утонули в пререканиях и ругательствах, которыми обменивались северяне налетая друг на друга.

Только когда до деревенских дошел смысл его слов, они перестали суетиться и почему-то уставились на него так, будто чужестранец объявил о рождении нового бога. Арэну пришлось в-третий раз повторить сказанное.

К тому времени впереди, из-за выступа скалы, уже появился нос первого драккара. Даже та малая пригоршня выживших так громогласно возликовала, что крики их разнеслись далеко окрест. Арэн тоже впервые за долго время почувствовал облегчение, радуясь, что скоро увидит Раша и его неизменную кислую физиономию.

Когда к берегу пристали первый из кораблей, северяне от мало до велика, вышли встречать владыку Северных земель. Арэн сразу узнал его по богатой накидке и цельно выделанной шкуры белого тигра и бороде, идеально гладкой, с серебряными кольцами, что держали косы. Селяне принялись кланяться и желать многих славных лет жизни и вечного благословения Скальда.

Когда Конунг поравнялся с Арэном, дасириец отдал уважение на свой манер — приложил руку к груди склонил голову.

— Ты здесь был за главного, чужестранец? — Спросил тот.

— Я, владыка Севера, — ответил Арэн и поднял к нему лицо.

— Слыхал, у тебя ко мне дело. — Сказав это, Конунг нахмурился и заложил большие пальцы за тяжелый железный пояс, обитый серебряными гривнами.

— Так и есть. — Арэн не торопился показывать письма. Дасириец решил обождать и узнать, что сталось с Рашем, судьба северянки его так же беспокоила, но карманник, вечно попадающий в какие-то переделки из-за своей языкатости, мог нажить себе не одну проблему.